Приятно порой пройтись пешком. Просто прогуляться, неспешно стуча каблуками по мостовым старого города. Пунктуальность – вежливость королей. Именно поэтому Румата вышел из церковной имперской канцелярии за час до назначенной встречи. Пройдя мимо конюшни он не стал заглядывать внутрь и седлать лошадь, а зашёл в пекарю и купил себе булки – целый батон. Все последние месяцы в качестве верного слуги верховного инквизитора он колесил из города в город, из деревни в деревню, встречаясь с теми священнослужителями, что были в чём-то не угодны Церкви. Кого только не увидишь в таких походах… пьяницы, педофилы, наркоманы… конечно, процент подобных инцидентов в церковных рядах очень мал, но именно на инквизицию возлагается следить за подобными случаями. Года идут, и постепенно тебе кажется, что хороших священников уже не осталось. Это не так. Просто у них с Иудой разные дороги. И хорошо, что так.
В Великой Империи в последние дни внезапно потеплело, снег быстро начал таять. Солнце ярко освещало улицы, золотило лица счастливых, но несколько озабоченных горожан. Румата всматривался в лица людей, двигаясь по узким мощёным улицам по направлению к парку. Ребёнок, ребёнок, ребёнок, уборщик, продавец, мужчина, женщина, старушка, женщина, продавец, уборщик, ребёнок, пьяница и, о, чистильщик обуви. Мужчина, женщина, женщина, стражник… вход в парк.
Иуда миновал железные ворота и, сняв широкополую кожаную шляпу на верёвочке, откинул её назад. Удавка сдавила шею, но не причиняла дискомфорта. Молодой человек поднял глаза к чистому небу. Ветер наклонял деревья, листья тихо шуршали на высоких кронах, остатки снега скрипели под сапогами. Ближе к входу в парк гуляли отдыхающие, держались за руки пары, играли дети, но встреча со Святым Отцом была назначена не здесь и Румата с сожалением покинул этот праздник жизни, направившись вглубь парка. Пройдя по главной аллеи он свернул на едва заметную между деревьями тропинку и начал подниматься в гору. Иной бы побеспокоился бы о том, как старый священник будет делать этот подъём, но Иуда верил в силы своего командира и знал, что ему не составит труда преодолеть это расстояние. Мягкий, ярко-зелёный мох аккуратно обводил тропинку с обоих сторон и покрывал всю землю насколько хватало глаз. Пучки солнечного света пробивались сквозь зелёную листву и освещали его. Казалось, что лес волшебный…
Наконец тропинка кончилась и Иуда вышел на поляну. Здесь, вдали от чужих глаз и радужных фонтанов проводились тайные встречи между враждующими сторонами. Тёмный и светлый, добрый и злой – это было что-то вроде «нейтральной», святой для обоих сторон зоной. Уже было забыто, почему так – был ли здесь когда-то храм или же тайный алтарь, но время сделало своё дело и очистило это место. Теперь опушка была пуста. Лишь чьими-то заботливыми руками была поставлена скамейка. Именно на неё садились стражники и преступники, священники и вампиры, оборотни и инквизиторы, стесняясь, боясь предательства и стараясь не смотреть друг на друга. Говорили. Смеялись.
Сегодня будет всё иначе. Сегодня была тайная встреча между Святым Отцом и его главным исполнителем – капитаном инквизиции.
Иуда давно рассудил, что если бы Антуан желал бы дать ему официальное задание, то сделал бы это в канцелярии. Через посредника, просто передав указание в письме. Если бы он возжелал бы сделать официальные указания лично, то, наверняка, их встреча прошла бы в карете – Святой Отец занятой человек и дал бы указания не останавливаясь в своих повседневных делах. Но нет, он захотел встретится в парке. Потому Румата был готов к неофициальному разговору и, возможно, неофициальному заданию. Конечно, правила этикета и формы приличия всё равно будут соблюдены…
Румата смахнул рукой со скамейки пожухлые листья и остатки снега, после чего сел на  мокрое дерево. Встреча была не официальной, но мужчина постарался всё равно выглядеть прилично – штаны, высокие сапоги на малых каблуках, широкополая шляпа и пальто. Кольчуга была надета на голое тело, а потому не издавала звуков при движении, но холодные кольца, прикасаясь к коже оставляли на ней мурашки. Сталь постепенно прогревалась – сам Иуда был горячим и температура была соответствующей. Поверх кольчуги была рубашка и длинное пальто – одежда как раз по сезону. Разломив булку Румата снял перчатки и запустил пальцы в мякоть, вырывая её из батона.
Кинув её перед собой он подождал чуток, пока налетят птицы, после чего повторил. Птицы довольно чирикали, мягко дрались, с удовольствием глотали свежеиспечённую булку. Иуда улыбнулся.

- Да, верно. Неофициальная. – Иуда глубоко вздохнул про себя, пытаясь успокоить тревожное сердце. В груди сдавило, волнение сковало лёгкие. Всегда трудно начинать с незнакомым человеком разговор. Выбор делается моментально в зависимости от внешности и статуса. К крестьянину ты будешь обращаться так, а к Императору иначе – и было бы странно, если бы один из них просил бы обратного. Любой слуга растерялся бы и не нашёл бы верных слов, если бы Эриэль I вдруг попросил бы своего портного обращаться к нему на «ты». Или же прачечную. Да, она стирает его нижнее бельё, но это совершенно две разные степени близости. То её обязанность, а здесь панибратство. Так же Иуда чувствовал и в отношению к Антуану. Одно дело делать за него его грязную работу, разгребать мусор среди священства, протереть пыль на полках, даже вымыть ноги. Всё это можно сделать по послушанию со смирением присущим людям при Церкви. Другое дело отставить манеры.
Румата бросил вперёд булочную мякоть и птицы вновь кинулись к еде, выклёвывая белые крошки на тонком снегу.
Иуде приходилось коверкать свои привычки, манеры, стирать заранее подготовленный текст. Он не подошёл под благословение, не встал в присутствии Святого Отца и даже не поцеловал ему руку. Он просто продолжил бросать булку. Отломил от батана кусок. Молча положил рядом с собой, тем самым приглашая Антуана покормить чирикающих птиц. На поляне, кроме них, никто не шумел. Было тихо – лишь шумели листья.
- Достопочтимый Маг… Святой Отец, я хочу доложить вам о том… Командор Инквизитор, я смею к вам обратиться… - Иуда отметал вариант за вариантом. Сотни возможностей пронеслись у него в голове, страх ушёл, а остался лишь расчётливый холод настоящего дипломата, что искал путь ко спасению из непростой ситуации. И, внезапно, стало пусто. Варианты кончились. И Иуда сказал просто то, что думал:
- Я сделал то, о чем вы меня просили – он говорил тихо, не спеша.
- Помните, тогда, когда вы взяли меня в инквизицию? – продолжил он предыдущее предложение. В паузах Иуда неосознанно сильно поджимал губы, отчего те белели и казались тоньше. Это не красило его.
- Вы говорили про опасность магии. Про тёмных магов. Про хрупкость Империи. Про неопределённости с Императором и двором. – после каждого предложения Иуда делал паузу. Черты его лица заострились, глаза сузились.
- Вы сказали то, что прежде всего безопасность Империи зависит от нас самих. От того, будем ли мы сильными. Вы говорили про любовь, про верность, про честь. Вы сказали, что мы не можем быть опорой для Империи и человеческой расе, если будем сами слабы. Вы говорили про связь с Творцом, про сложное положение в Церкви. Вы, в своём со мной разговоре пришли к выводу, что прежде всего нужно очистить саму Церковь. Всегда есть недобросовестные священники – пьяницы, культисты, отступники, еретики. Укрепление и чистка наших рядов, первостепенная задача – вот ваши слова. – молодой человек скривился и сжал кулаки. Его лицо побелело, но голос был всё таким же тихим, спокойным и ровным. Он никогда не был человеком, что выплёскивал свою ярость на других. Он собирал её в единый комок, после чего отпускал. И она уходила. Чтобы обернуться грустью. Сейчас был точно такой же случай.
- И я вам верил. Верю и сейчас. – Иуда вздохнул – Я, как и было приказано, ездил по деревням, по сёлам. Все последние годы я потратил именно на это: не на сражение с нежитью, ни с борьбой против нелюдей. Я… был инквизитором. И судил священником. Таких же, как и я.
Мужчина закрыл глаза и выплюнул:
- Я преуспел. Святой Отец, я закончил. Священство церкви отныне чисто от инакомыслия и ереси. Теперь, прошу, если я не верно понял ваши слова, не правильно истолковал вашу мудрость или в чём-то ином провинился – накажите меня… А если… - тошнота подкатила к горлу Иуды и он на мгновение запнулся. В своих походах он сталкивался с некромантами, убийцами и тёмными колдунами – многие были в его юрисдикции, священниками. И сейчас, отчего-то, вспомнился запах палёного мяса. Комок в горле прошёл через несколько секунд и мужчина закончил:
- Я жду дальнейших инструкций.

Начиная этот день, инквизитор надеялся на то, что его свидание со Святым Отцом сможет ограничиться простым отчётом, но чем больше приближалась встреча, тем яснее становилось то, что Иуда загоняет себя в ловушку. Рано или поздно каждый инквизитор должен встать перед собственным трибуналом. Высокопоставленные и алчные до власти люди будут устранять своих конкурентов, подставлять слуг, никого не подпускать к себе близко и наблюдать за плодами своих скрытых действий со стороны. Румата не был таким человеком, он относился к другому типу людей – смиренных, несущих послушание, исполняющих свой долг. Такие падали первыми в паутине интриг, так как ими всегда было проще всего управлять. Священник не мог отказать правящему Владыке во встречи, не мог и назначить иные условия, но не смотря на своё ограниченное мировоззрение и сковывающие принципы он не был глуп и всегда подозревал подставу. Просто, видя в людях лучшее, он позволял себе зайти прямо в западню, уверяя себя в том, что не может быть предан. Глупые, идеалистические соображения неопытного священника. Но до сих пор он ни разу не ошибся – не был предан, не был оклеветан. Похоже, что всё случается в первый раз…
Антуан поставил чёткий вопрос в частной обстановке. Вопрос был сложный, испытывающий верность и преданность Иуды к Трону и к Церкви. Одно неверное слово и все деяния, все заслуги инквизитора будут зачёркнуты красным крестом, а затем – здравствуйте, казематы. Святой Отец открыл свои личные взгляды на происходящее в Империи. Своё личное отношение к Императору, а значит ко всей аристократии. Такое не прощается.
Иуда попал в ловушку. Если он скажет, что на стороне Императора, то тут же отправится в ссылку. Это, конечно же, в лучшем случаи. Скорее всего его просто нарекут язычником, сектантом или же оккультистом, обвинив во всех смертных грехах человека. После такого только плаха. А если он скажет, что на стороне Святого Отца, то…
- Предательство… - одними губами прошептал Иуда, закрыв их ладонью, будто бы задумавшись. Весь его вид демонстрировал немое сосредоточие и внимание ко словам Владыки, но ум уже просчитывал варианты. Что, если он согласиться для вида? Даже если предположить то, что великий светлый маг Антуан не умеет читать правду и Иуда сможет, солгав, выйти отсюда выйти невридимым, то его остановит охрана. У Владыки есть глаза и уши в любой сфере – Румата просто не успеет добежать до Императора. Парк оцеплен телохранителями… нет, глупо на это надеяться. Да и потом, вряд ли Император поверит именно «жестокосердному инквизитору» Иуде, а не верному, мудрому и старому священнику - человеку с идеальной репутацией.
Был вариант физической расправы. Иуда был сильнее Антуана. Не смотря на высокий рост последнего и его огромные магические возможности, инквизитор смог бы  превозмочь в поединке. Огнём, железом и отчаянной борьбой человека, которому просто некуда дальше идти. Это не значит, что Антуан был слабее – нет, совсем нет. В своей области первосвященник заведомо опережал Румату. Будь Иуда злым духом или созданием Тьмы, то битва была бы предопределена. Святой Отец не оставил бы от него и пепла. Но старость плохое оружие против стали, а ветер бессилен перед огнём.
Глаза Иуды сверкнули, но тут же потухли. Нет, он не сумеет поднять руку на того, кого считает своим отцом. И потом, всегда оставалась надежда на то, что всё это просто тест.
- Император – помазанник Божий. Триединый, своей священной десницею избирает, кто служит, а кто правит, кто сеет, а кто жнёт, кто собирает, а кто подаёт. – Иуда собирался сказать то, что могло быть расценено в качестве измены, предательства. Он собирался согласиться со Святым Отцом, но не потому что разделял его мнение, а потому что его согласие купило бы немного времени для принятия настоящего решения. О нет, он не собирался уведомлять Императора. Он не хотел быть предателем ни для одной из сторон. Но ему придётся чертовски тяжело, стараясь сохранить единой обе стороны. Правда была на стороне Антуана, это очевидно. Да и не могло быть иначе - глупо было думать, что юный и неразумный Император может быть мудрее первосвященника. Но нужно было войти и в положение самого монарха - он действительно был молод. Лучший вариант, конечно, был бы, если бы Иуду направили бы в качестве представителя Церкви к самому Императору. Он говорил бы от имени Церкви, наставляя и советуя юноше, своей невероятной харизмой помогая молодому человеку избегать ошибок. Но Иуда не мог надеятся на то, что на эту роль изберут именно его.
- Церковь это избранная и построенная самим Триединым организация – его волею, его силою, его Богодухновенным желанием. Император взойдёт на трон и сойдёт на него, Империя переживёт падение и упадок лишь для того, чтобы вновь возвыситься и возсиять, но Церковь всегда будет прочна и непоколебима.  – Иуда говорил уверенно и чётко, он верил в то, что произносил, лишь немного корректируя слова от мыслей – Это место сравняется с землёй, а камень наших городов станет прахом. Еда обратиться во тлен, а самые старые деревья познают труху. Единственное, что останется неизменным, незыблемым и вечным, это наша вера. Триединый всегда будет вести Свой народ, пока с Ним будет наши надежды и молитвы.
Настоящий Император просто ещё один человек пред Его очами. Церковь изначально дала силу Императорскому роду. Именно правящий первосвященник водрузил корону на Императора и на его отца, и на отца его отца.
Церковь имеет власть и снять её с головы своего помазанника. Именем Триединого. Волей Его.
Иуда склонил голову пред Святым Отцом, по привычке сложив руки в просьбе благословения. Он тщательно взвесил свои слова и не нашёл в них ничего особо предосудительного. Были, конечно, мысли подлежащие сомнению, но ничего радикального. Румата достаточно убедительно исполнял свою роль убеждённого фанатика, чтобы не вызывать подозрений. И не только эта речь, а вся его биография это подтверждала – молчаливый путь послушания от самого сиротского приюта и до инквизиторской службы. Вера направляла и вела его. Даже сейчас.
Иуда верил, что сможет не стать предателем.
- И всё же... я не рекомендовал бы спешить. Церковь может дать корону, может взять её - это право у неё не отнимут. Но она не использовала эту старую возможность уже много, много поколений. И я не рекомендовал бы вам делать это сейчас. - Иуда вновь поджал губы и они побелели. Он рекомендовал? Щенок! Что он может рекомендовать Святому Отцу? Но тот спросил у него совета... нет... скорее мнение. И фон Рума собирался полностью его высказать.
- Не было в истории Империи идеальных правителей. Все мы грешные. Прошу, Владыко, вспомните его предшественников. Над каждым приходилось работать. Каждого приходилось настовлять. Не было ещё Императора, что сразу рождался со Скипетром и Державой, их давали по мере взросления. - мужчина надрывно вздохнул, понимая, что начинает, если уже не перешёл, через все мыслимые и немыслимые границы.
- Вес короны и её значение потеряется, если мы будем находить ей нового приемника всякий раз, как старый не приходится нам по душе. Конечно, быть может среди мельников или пахарей найдётся человек с более чистой душой и с более светлыми помыслами, чем нынешний Император, но и у Бога терпение не бесконечное. Раз поменяем правителя на того, что удобен Церкви, второй раз... - Иуда закусил язык. В этот раз он точно перешёл черту. Тут бы ему и заткнуться по-хорошему, но что-то в Антуане толкало его говорить дальше. Одно его присутствие вынуждало выкладывать правду до конца.
- Вы знаете, чего я больше всего боюсь, Святой Отец? Считайте это исповедью, если вам так будет угодно.
Я боюсь тьмы. Нет, не темноты - именно тьмы. Потому что во тьме все становятся серыми. Ничего нет хуже серого человека. Без желаний, без эмоций, без личности. Император не такой. Да, он заблудился. Да, он идёт по неверному пути. Но он, в отличие от многих своих предшественников и от сотен тысяч совершенно идентичных кукол вокруг нас является... кем-то. И его окрашивает не власть Императора, нет - он окрашивает её своими цветами. Пусть цвета агрессивные, противные и далёкие от Бога, но они есть - а значит мы столкнулись с личностью. Понимаете, с личностью. С настоящим, живым человеком. Именно с таким и можно работать. С серостью сделать этого нельзя. - Иуда покачал головой, чувствуя, что слишком развил свою мысль.
- Я очень люблю людей. Бесконечно их люблю. Я вижу в них только хорошее. Я всегда стараюсь найти в них самое лучшее. Ведь для того мы и существуем. Ведь для того и существует магия света. Чтобы рассеивать тьму. Чтобы вести в ней людей. Чтобы они не блуждали в потёмках.
Не дайте Императору впасть во тьму. Прошу, Владыко, дайте ему чуточку света...

Отредактировано Иуда (27-08-2011 03:22:15)

- Я понимаю, к чему вы ведёте, Владыко - Иуда смиренно склонил голову и закрыл глаза, сдавленный словами Антуана и тех надежд, которых на него возлагали. Румата ожидал подобного развития событий, но не предполагал того, что это произойдёт столь скоро и внезапно. Он ожидал официального назначения, бумагу из епархии, время для подготовки, но не так - не короткой, личной встречи. Хех, забавно. Инквизитор ждал от этой встречи только плохое. Неужели он всегда так относился к Святому Отцу? Или же это его отношение к Церкви вообще, а не конкретно к Антуану? Не потому ли, что он сам являлся печальным примером необходимого зла? Инквизитор...
Румата спиной чувствовал взоры спасённых и, напротив, обречённых им людей. Их мольбы, молитвы, их веру в священника, столь часто не оправданной. Это назначение приумножат надежды тысячекратно. Люди будут судить Иуду, наблюдать за каждым его шагом, ожидать только лучшего. И раньше вслед священника смотрели тысячи людей: крестьяне, горожане, милиция и духовенство, следя за его действиями, ища изъяны в работе инквизитора. То были простые люди, но ответственность за ношу их веры в него тяжким грузом ложилось на плечи Иуды. Уже сейчас он чувствовал, как этот вес клонил его к земле, сгибал и сгорбливал, практически не давая дышать. Будь Румата духовно слабым человеком этот вес просто сломал бы его, но не смотря на всю свою волю, мужчина не мог сказать, что его душа остаётся неизменной и целостной.
"Спасись сам и вокруг тебя спасутся тысячи" - сколько мудрости в этих словах! Под взглядами верующих Иуда сам преображался. Спина выпрямлялась, взгляд становился строже, но и груз становился тяжелее...
- Это безумие! - вскричал молодой человек - На меня только что была возложена титаническая миссия! Я был вынужден судить священников! Вы понимаете?! Священников! Я понимаю, что судил по вашему благословению, десницей Триединого и волею Его, но это мои уста зачитывали приговор, мои руки подписывали бумаги низложения! Вы понимали, на что посылали этого мальчика, когда благословляли его на это?! Какое право я, сопляк, имею анафематствовать и отлучать тех, кто старше меня, тех, кто мудрее меня?! А сейчас - Император?! Вы просите меня контролировать Императора?! "Направлять его", ха! Ты сумасшедший! Ты сумасшедший старик, Антуан! Проклятье, я всегда верно исполняю твои поручения, я верен тебе всем своим сердцем и я никогда не сомневался в твоей мудрости, но ты сумасшедший! - Иуда открыл глаза и выпрямился, после своего немого поклона.
- Если на то Ваша воля, Владыко - тихо произнёс Румата привычную мантру и позволил себе некоторую вольность. О, глупец! Тебя погубило это в прошлый раз! Молчи, молчи! Но нет, Иуда не мог молчать в присутствии горячо любимого Владыки:
- Моя жизнь - Богу, Церкви и Императору. Я Ваш смиренный слуга, Владыко. Антуан... - Иуда поднял глаза на повелителя и больше их не отводил, говоря абсолютно честно - ...я хочу воспользоваться этой возможностью и предложить себя на эту роль. Я ожидал этого предложения. Давно. Ещё с тех самых пор, как вы назначили меня инквизитором и сослали меня с моей миссией. Это было испытание и я прошёл его. Путешествие в одиночестве учило аскетству. Я вставал на закате спиной к солнцу, поднимал руки и молился за осуждённых до тех пор, пока предо мной не восходило солнце. Я ограничил свою душу холодным судом инквизиции, безстрастной мудростью Церкви. Я постигал анахорезу и энкратию, я стяжал добродетели и смирения, но... 
Иуда почувствовал, как комок подкатил к его горлу, затем ударил в голову. Слёзы душили его и он вонзил свои зубы в побелевшие губы, в красноречивой обиде. 
- Я не готов. Я не готов - молодой человек качал головой, чувствуя себя ребёнком, которому дали непосильную задачу - Но я очень, очень хочу сделать это.
Внезапная вспышка воспоминаний осветила прошлое. Несколько лет назад он так же стоял в кабинете Антуана. Так же плакал, сложив руки под благословение. И так же шептал: "Я не готов судить. Я не готов быть инквизитором. Но я очень, очень хочу делать это. Пожалуйста, пожалуйста."
Есть вещи... которые не меняются.

Отредактировано Иуда (03-09-2011 16:41:01)