- Так он чё, живой, штоль?
Голова болела и Лявинсень чувствовал себя так, словно его всю ночь мордовали. Собственно, немного прислушавшись к току времени и расставив в нём события, он понял, что да, действительно, мордовали. Лёжа с закрытыми глазами, слыша приближающиеся хриплые голоса, мальчик уже не ощущал по отношению к мучителям ни проблеска персональных эмоций - только тоску бесконечно продолжающейся борьбы за существование и мгновенный ледяной ком в желудке. В конце концов, целый мир состоял из таких бородатых мужичин, для которых обидеть - развлечение, а убить или выгнать из родного дома - хлеб. Чем отличаются эти? Ничем. Следовательно, и не любить их не за что. Такова жизнь.

Тревожило другое. Лявинсень лежал на твёрдой, жирной, мокрой почве - удивительное  после судна ощущение не-качающейся-под-тобой поверхности. Зачем его вытащили сюда? Может быть, это казнь? В полубреде Лявинсень помнил, что ночью что-то очень сильно менялось. Была лодка, рассвет, брызги. Поцелуи и солёная кожа, козлячий запах. Песок. Тяжёлое тело сверху, руки на бёдрах, пытающиеся поднять голого Лявинсеня на колени, впивающиеся в кожу пряжки, складки и ремни чужого костюма. Кто-то держит за рожки, трясёт за них безвольную голову, надеясь отломать. Безуспешно - родные рожки, не поддельные. Голос капитана. Бу-бу-бу... Выродок ли ты природы, или сам дьявол, малёнок, но ты показал мне свет!.. Я иду за светом! Бу-бу-бу... Сокровища Лариуса будут моими! Встретимся в аду!- и хруст сминаемого удаляющимися ботфортами песка. Многое ли из этого будет понятно?

Лявинсеня перевернули и он понял, что дальше отлёживаться в чуть нагревшейся под его телом грязи уже не получится. Открыл глаза, щурясь - свет затопил его черепную коробку, в этом свете, будто лики ангелов, парили бородатые рожи. Слава Кружевнице и прялке её!- это были не они, не те. Другие лица, немного другая одежда, да и пузатый неф, уверенно стоящий в проливе, как навьюченный для долгого пути ослик, не был похож на галеон. В душе немного оттаяло. Ощущая, как мир слегка покачивается и двоится, сдвигаясь-раздвигаясь наподобие створок трепанга, мальчик потянулся и сел, неторопливо, скользя ладонью по бедру и опираясь на локоть. Чуть подтянул колени, оттянув носочки стрункой, кисть была расслабленно опущена. Ничего в мире ему сейчас не хотелось так, как закинуть руку за затылок и содрать прилипшую там огненно-покалывающую свинцовую "блямбу". Или хотя бы проверить, что череп цел. Однако, пиратам нравилось смотреть на найдёныша, и Лявинсень не мог оскорбить их наслаждение, начав по-обезъяньи исследовать личные язвы и шрамы. Того, что уцелело от его мотивов - хватило лишь на робкий жест рукой по волосам, под смущённую улыбку и туманный взгляд вбок и вниз. Ему было иррационально стыдно и страшно оттого, что его поймают за этой уловкой.

Пираты, впрочем, не собирались кайфовать от зрелища валяющегося на острове "ангелочка" вечно. Чья-то рука вздёрнула пацана в стоячее положение - он попытался подхватить парусину, заменяющую набедренную повязку, но та была тяжела от набросанной сверху приливом грязи и часть её осталась внизу. Перед Лявинсенем встал, пожалуй, самый безобидный вопрос: закутываться ли в порченую "одежду" или бросить и остаться голым. Поскольку то и другое расстроило бы пиратов, он продолжал стоять, прикрываясь поднятым куском ткани... Его спросили, кто он и как его зовут. Лявинсень едва слышным голосом, улыбаясь и глядя в землю, как куколка, ответил, в общем, ничем не покривив - кроме причины изгнания с корабля и того, что не мог знать никак по причине беспамятства.

- Наверное, это раб... Беглый!- вбросил мысль кудрявый молодец - "пульнув" последним словом с особым жизнерадостным злорадством. Ясное дело, с беглым рабом разговор короткий, и даже более строгий, чем с обычным, а ешё - это удача, потому что его можно продать! Лявинсеня начали щупать и искать клеймо, но не нашли. Это немного озадачило пиратов, открывая веер новых возможностей - может, это сын аристократа? Или выживший при кораблекрушении? Пока Лявинсеня обшаривали, со стороны берега к толпе подошёл чернявый юноша с абрисом лица, похожим на вертикальный брикет - он не участвовал в разговоре, поскольку, вероятно, не обладал даже и внушающим уважение рангом. Однако, чужое внимание впилось в Лявинсеня мощно, словно воровские когти на верёвке. Лявинсень задышал глубже - не глядя, но впитывая, блаженствуя. Чернявый был перенапряжён и переполняется созерцанием с каждой секундой, как туго наполненный мех - и чтобы поставить в этой поэме жирный и жизнеутверждающий восклицательный знак, Лявинсень неторопливо поднял взгляд сам, медленно, искоса подмигнув юнге. Тот же миг тейна охватило бешеное ощущение, словно его сейчас порвёт на части - он чувствовал ритм пошедшего вразнос, готового на всё, сердца моряка.

А затем Лявинсень перестал видеть - чья-то жёсткая ладонь насильно развернула его.

Отредактировано Лявинсень (23-08-2011 18:15:48)

Решение судьбы Лявинсеня одновременно означало конец его, пусть маленькой, но свободы. Мальчика заперли в закутке под палубой, который лишь с натяжкой можно было назвать каютой. На корабле царила угрюмая суета - ещё проходя по палубе, любопытный тейн увидел вдалеке, в серой хмари, похожие на колпаки чёрные контуры островов, вероятно, тех-самых Пепельных, которым предстояло стать его новой родиной. Выпрыгивала летучая рыба, орали фрегаты. Море было спокойно. Больше мальчишке высмотреть не дали, но он и не интересовался - будущее выглядело предопределённым, а пираты, чьи тайные желания не поднимались выше рома, баб и игры в кости на берегу - неинтересными.

...Новое место пребывания не имело окон и запиралось снаружи на засов. Это не значило, что здесь не было света - он проникал через щели, но позволял видеть только чёрные тени вещей. Наощупь обнаружив треугольный лежак, Лявинсень некоторое время ютился и сутулился, пытаясь устроиться поудобнее. Не успел он приноровиться, как засов тихо стукнул, и в каморку кто-то втиснулся. Щели тотчас раскрасили гостя "под зебру", оставляя, однако, лицо в тени. Впрочем, Лявинсень и так догадывался, кто это.
- Ты как тут?..- произнёс голос Тамора, безэмоциональный, как шуршание бумаги.- Я нет, я ничего... просто...- добавил он невпопад, боясь, что Лявинсень уловит в его словах скользкий смысл.
- Не знаю.- чуть гнусаво ответил мальчик из темноты, пожав плечами,- Пока хорошо. Но завтра я буду неизвестно у кого.- окончание фразы повисло в воздухе, но в молчании читалось всё: возможная жестокость, новый голод и унижения. Тамир шумно вздохнул.
- Лявинсень, ты только не думай...- юнга стал шарить руками, нашёл ладонь мальчика и немного успокоился,- Ты не думай, что они все... Я... так не хочу... я хочу, чтобы тебя не продавали...- признания рвались из груди Тамора, как, вероятно, некогда лава из вулкана Пепельных.
- Всё, что ты хочешь, можно осуществить,- Лявинсень почти пропел эти слова, точно его горло превратилось в серебряную трубу.- Ты сильный, ты верный, ты можешь куда больше чем думаешь.- его пальцы стиснули руку парня с толикой горячечности.- Решайся, если вправду хочешь.
Словно подтверждая его мысль, задудела боцманская дудка. Потом ещё раз.
- Тамор! Тамор, чтоб тебя пучина вылизала!- раздался приглушённый голос.
- Я...- лицо Тамора исказилось от борьбы - то, о чём он лишь фантазировал, рвалось наружу и приобретало реальные формы.- Я хочу. И сделаю, клянусь Вэригаром. Я тебя спрячу в трюме!- даже не спрашивал Лявинсеня, согласен ли тот, одержимый лишь скорейшим исполнением намеренья, Тамор стиснул Лявинсеня обеими руками и повлёк к выходу, распахнул дверь, довёл до трюмной двери.
- Сюда! Сюда! Ну, прыгай же! Залезай туда... Нет, кинь мне свою рубашку...- Тамор одновременно и страдал от любви, и злился на медлительность её объекта, от страха потерять его.- Тут я, тут!- заорал он в ответ на очередной сердитый призыв, ещё не вылезя из трюма целиком и захлопнул створку.
- Ты где шляешься, щен просоленый, меньше склянки до прибытия, все на вёсла... Эй, а где мальчишка?- послышалось через некоторое время.
- Сбежал? Сбежал! Обыщите корабль!!
Неанятные голоса.
- Тряпка... Стервец кинулся с борта... Как он только сумел открыть...
- Козлёныш неблагодарный...
- А и возиться с ним...
Лявинсень сидел в укрытии, в косом углу под внешней лестницей, забившись в груду вонючего тряпья. Из-за малости нефа, почти все звуки, происходящие на судёнышке были ему слышны, и даже через щели лестницы пробивалось немного света. Немного ущемляло душу предчувствие, что здесь, в темноте и вони, придётся провести довольно много времени, но кого это волнует? Всё шло правильно. В животе мальчишки было тепло и стоял тоненький звон, словно там жужжал рой пчёл - ласковое прикосновение вожделеющей души Тамора было сладко, как лепёшка с мёдом для младенца. Повернувшись на бок, Лявинсень стал играть с Пустотой - самой лучшей из игрушек, потому что её никто и никогда бы не мог отнять.
- Корабль - это короб, мачты - ручка, ладони - паруса, ноги - ветер, короб - скоро б. Бок с корой. Короб рока? Роковой!
В голове сама собой выплеталась музыка, нездешняя, такой и инструменты не могут исполнить. Словно бесконечная пустота, и ветер, воющий в порталах парящих камней...
Лявинсень уснул.