Суета началась несколько дней назад. Все бегали по дому и занимались чем-то, практически не сидя ни минуты на месте. Питя, естественно, суетился со всеми, лез прпод ноги, под руку и вообще докучал как мог. В итоге в первый день его закрыли в подвали с другими экспериментами, но вовремя вспомнили о нём. Обиженный таким обращением, питя в это же день оплёл паутиной почти всю столовую, причём настолько сильно, что ещё пол дня пришлось убирать излишки, а паук получил по голове томиком практической демонологии. Питя конечно сделал вид что успокоился, но обиду затаил. Он никак не мог понять, почему из-за жениха хозяйской дочки, все так волнуются и суетятся. Пригласили бы его в дом, показали бы ему банши и призрак невинно убиенного менестреля, который в полнолуние завывал перед окнами соседей  и не давал им спать, ан нет! Убирают самую красоту, а все по велению доченьки. Даже решили почистить камин! Самое святое! А пауку так нравилось наблюдать за тем, как черепки потрескивают в пламени. Но нет худа без добра.. Пока хозяева спорили кому принадлежит рука или нога, Питя незаметно умыкнул  череп и запрятал его за диваном. Так, на всякий случай. Однако второй череп умыкнуть не удалось, его  отняли и водрузили на праздничный стол. Смысла сего действа он не понимал, но после того как получил по лапке ложкой, попытки умыкнуть его оставил. Но обиду затаил снова. И вообще все эти дни, которые дом готовился к приезду гостя, хозяева совершали одну и ту же непростительную обиду. Они забывали кормить ни в чем неповинного паука! Это никак не могло уложится в голове Пити, он пытался привлечь к себе внимания, специально попадаясь под ногу или под руку, но это не срабатывало. Его просто выставляли за дверь, со словами: «Питенька иди погуляй и не мешай нам заниматься делами». Наверно именно поэтому, он уже сутра мешался под гногами на кухне и успел урвать несколько кусков, которые упали на землю, но после попытки полакомится ногой поварихи, был вручён хозяину, дабы тот присматривал за вездесущей несносной зверюгой.  Но это только пол беды, в шальную голову хозяев пришла идея украсить бедный Эксперимент Номер Пятьсот Восемьдесят Четыре, Двести Восемнадцатый, Удачный. Он честно пытался избежать этого, отпираясь всеми своими семнадцатью лохматыми лапками! Однако поймав на себе свирепый взгляд, стушевался и притворился мёртвым. Не помогло, поэтому теперь он больше всего напоминал могилу на ножках. Это очень расстраивала Питю, но голод его расстраивал намного больше. И как будто мало всего перечисленного, в доме зажгли уйму свечей, паук недовольно клацал челюстями и сидел под  столом, недовольный таким освещением. Благо хозяин сжалился над голодным зверёнышем и по-тихому скармливал ему свечи. На радость всех, а в особенности эксперимента, он был всеядным, мог переварить даже гвозди гайки и еду приготовленную хозяином. Наверно поэтому, он уже пытался съесть ножку стола, но только немного обглодал. Его проделку заметили вовремя, снабдив недовольные окрики лёгким ударом по спинке томиком  основ тёмной магии. Не больно конечно было, но обидно и неприятно, Пита в какой уже раз затаил обиду. Теперь, когда на кухню не пускали, сдёргивать с се6я украшения не давали и за порчу мебели наказывали, он грустно сидел возле хозяина, передними лапками скребя его коленку, выпрашивая таким образом хоть какой-то еды. В душе он надеялся, сто когда таки придёт жених, то он сможет его попробовать на вкус.

Отредактировано Милларион (14-09-2011 20:39:14)

Ллинара нервничала. Очень нервничала. Сегодня в гости должен был прийти очередной кандидат на погост  жених. Девушка в очередной раз поправила воротничок на платье, убрала непослушную прядку,  упрямо выбивающуюся из прически, и выудила из сундучка длинный (метра полтора) свиток со списком того, что ей нужно сделать и кого проинструктировать перед приходом своего ненаглядного:
1. Заставить папу одеться поприличнее. А то ходит, как свежевыкопанный упокойник. – сделано.
2. Надежно спрятать папины любимые ботфорты. Если на ногу кому наступит, то можно считать ногу – ластой. – не удалось, увы.
3. Нацепить на Питю венки и цветочки, умыкнутые с ближайшего кладбища. Особенно тот, с надписью «От безутешной вдовы». Он в них похож на самодвижущуюся могилку и удачно дополняет интерьер. – Не удалось. Но
4. Прибраться в доме, спрятать трупы, снять паутину ( Питя уже скоро доплетет второй лабиринт Минотавра из неё!). – частично сделано
5. Запереть лошадей, пауков и прочую недоживность. – сделано
6. Забрать домашнюю банши от соседей. Не нужно травмировать бедняжку. Она и так совсем зачахла от неразделенной любви к невинно убиенному менестрелю. - сделано
7. Проследить, чтобы поставили достаточно свечей. Иначе жениху придется пробираться по дому на ощупь. – сделано.
8. Проследить, чтобы папочка не выпил все алкогольное до начала торжества. – разве это возможно?!
9. Перехватить половину приглашений. Иначе заботливые родители точно пригласят двоюродного брата четвероюродной сестры восьмиюродной тети деситиюродной бабушки двенадцатиюродного хомячка. И милый родственничек таки сделает с Питей что-нибудь нехорошее, – неизвестно удалось ли.
10. Предупредить жениха, что родители несколько экстравагантны. – блин, забыла. Ну и ладно!
11. Заранее отравить брата жениха. – не удалось.
Решив, что сделала уже все, что возможно, девушка поднялась с кровати, засунула список обратно в сундучок, покрутилась минут пять перед зеркалом и отправилась встречать любимого упокойника жениха.

Встреча с женихом произошла на самом романтичном месте -  у могилки с надгробием в виде ангелочка. Подхватив парня под локоток, Ллинара целеустремленно потащила его по кладбищенской аллее по направлению к дому. Местный упырь заунывно взвыл, сочувствующе глядя на паренька. Когда-то он тоже ходил знакомиться с родителями Ллин. Правда, тогда он был еще молодым и симпатичным эльфом. Но, увы, маме бедняга не понравился. Папа возражать дражайшей половинке не стал. Питя же таил надежду, что утратившего товарный вид претендента на руку и сердце красавицы отдадут ему. На ужин. Теперь упырь смотрел на девушку своей мечты лишь издалека,  и то, прячась за надгробиями. Чтобы бдительная мамочка его не обнаружила.
Перед дверью родного дома девушка остановилась, мысленно прося всех богов и мракобесов оптом и в розницу, чтобы внутри родных пенат царило хоть подобие порядка. Судя по грохоту и чьей-то руке, выпавшей из окна, – её страстную мольбу не услышали. Менестрель щелкнула по носу череп, который служил им вместо дверного звонка.

А в далеком еще от гостей коридоре дома славного семейства послышалось зловещее шарканье ног. Слуги быстро встрепенулись и подобрались. Многие из них поняли, что бежать как раз уже некуда - просто не успеют скрыться с глаз самого старого представителя семьи - отца хозяйки дома. Если бы чуть раньше услышали его, но нет же. Старый Харальд, как его называли за глаза живущие здесь, начал свой поход.
В коридор вышел старый человек в ночном колпаке персикового цвета с кисточкой, телепающейся где-то на затылке. В такого же цвета ночнушке - балахоне и мягких тапочках, которые тем не менее отчетливо шуршали по полу. Он держал в руке небольшой подсвечник с горящей свечой и вяло смотрел вперед, явно только что проснулся. Держа на полусогнутой руке ночной горшок с закрытой крышкой, он шлепал дальше.
Упорно и неотвратимо, как сама старость, Харальд приближался к двери, за которыми уже начинали собираться гости более молодые члены его семьи. К старику подошел невысокий слуга и попытался убедить пожилого хозяина, что не пристало в подобном наряде показываться на людях, но случилось то, чего слуга никак не ожидал.
В тишине коридора отчетливо раздался звук воздуха, который вырывается из организма пожилого человека, а после него последовала реплика:
- А етить.... Свечу затушило. Нака вот, голубчик, подержи утку, чтобы не убёгла.
Затем последовал характерный удар тупого предмета об пол.
- Какой слабенький - в обморок упал чего то. Не докармливают их здесь. Совсем дочка уморила прислугу. При бабке моей такого не было. Ремня ей что ли всыпать. Ну да ладно уж. Пойду, а ты, голубчик, отдыхай. Я, если что, прикрою. Скажу, что ты мне за зубным протезом побег.
И шаги продолжили приближаться к двери... А скрипучий голос чуть шепеляво затянул:
- Эх, ты лети моя акула,
  Путь-дорога далека,
  Ты лети моя акула,
  Все четыре, все четыре,
  Все четыре плавника...

- Где роптанье прибоя и морская вода оправдают любого, кто попросит суда? - хорошо поставленным голосом с явными следами перенесённого не то удушения, не то отравления синильной кислотой, спросил менестрель, появляясь из стены на чётко выверенном расстоянии между супругами. Расстояние было равно а минус бэ, домноженное на ноль целых, шестьдесят девять сотых, где а и бэ - координаты супругов, а результат - расстояние от великолепной хозяики дома. Ближе шестидесяти девяти сотых от неё находиться было опасно даже тем, кому, вроде бы, терять было нечего. Это даже хозяин дома понимал, хоть в этом приходя с невинно убиенным им менестрелем к полному взаимопониманию, закреплённому обильными возлияниями с участием медовухи и призрачной, но всё равно чёрной зависти невинно убиенного.
Высказавшись, менестрель грустно обвёл взглядом то возвышенное зрелище, что представляли из себя эльфы, душераздирающе вздохнул о неподготовленности современной публики, и уточнил:
- Нет, это не Жано-де-Ринейро. О дайте, дайте мне свободу! И принцесса томится у порога в отчий дом, потому что дворецкий лежит по другую его сторону с кухонным ножом в голове... Вся трагедия этого произведения представляется нам во взаимоотношениях Лизоньки и Амадея Леопольдовича... пять за стиль, три за орфографию.
Имеющие сердца в этот момент уже должны были собирать с пола их осколки, порождённые невыносимой патетикой возвышенного монолога полупрозрачного менестреля. Сердец лишённые просто обязаны были в темпе скакать на поиски любого подходящего сердца, дабы иметь возможность разбить хотя бы его, и тем самым присоединиться к общему движению. Из-за тяжёлой дверцы печи послышался дребезг, горгулья на лепнине под потолком пустила скупую слезу. Но большего участия менестрель, как обычно, не дождался. Хозяева этого дома были сердечными людьми в какой-то иррациональной степени, а такие дроби в уме не разделишь.
- Не вынесла душа поэта и три мешка его скромного скарба, - печально закончил призрак, многозначительно вытаращил глаза, шмыгнул носом, переложил вечно расстроенную лютню из левой руки в правую, поклонился публике и шагнул обратно в стену от греха и добродетели подальше.

На самом деле печальный призрак невинно убиенного менестреля был способен на конструктивный диалог, но последние два дня он испытывал ненависть ко всему свету, подобно всему относительно мыслящему населению этого дома. Во-первых, на него внезапно свалилось откровение, что дочь хозяина дома хочет познакомить родителей с женихом. С женихом! Какой, к собачьим проплешинам, жених, когда деве положено умывать слезами лицо где-нибудь поблизости от его бесплотного духа? Какой, к рачьей зимовке, жених, когда он, невинно убиенный менестрель, должен многословно не винить рыжеволосую Ллинару, тем самым усугубляя чувство вины? Где, жёваный пирог, справедливость?
Собственно, предательство со стороны девушки было не единственной, хотя и основной причиной горя менестреля. Было ещё во-вторых, и это "во-вторых" называлось словом "уборка дома перед визитом жениха дочери". Хозяйку дома не останавливал факт бестелесности привидения (собственно, остановить хозяйку дома не мог даже укушенный под хвост дракон, куда там законам физики), так что менестрель теперь ходил по дому, сверкая свежей бледностью, выстиранный, изрядно огушённый этим фактом, и потому выдающий строчки всех когда-либо услышанных или сочинённых произведений, а также обрывков своих двух неоконченных образований (одно техническое, второе - музыкальное) в хаотичном порядке, почти не вкладывая в речь смысл и не особо нуждаясь в слушетелях.

Через несколько минут призрак менестреля показался уже в другой части обширного дома. Опасливо выглянув из стены, менестрель убедился, что нигде поблизости не затаилась чересчур общительная баньши, и только после этого проявился полностью. Но, чрезвычайно заинтересованный лишь в отсутствии голосистой дамочки, призрак начисто не заметил, что его любимый угол уже занят. Младшая сестра прекраснейшей Ллинары подкараулила менестреля, и вот тут ему деваться стало уже некуда. Если по внешним данным мелкая была ещё слишком молода, чтобы оспаривать у старшей сестры титул прекраснейшей, то унаследованный от матери характер, помноженный на отцовскую злонамеренность уже давал о себе знать. Менестрель в ужас пришёл от её просьбы сыграть орочий хагрм, который по сути был одной положеной на музыку скабрезностью с анатомическими подробностями и без всякой литературной ценности. И это должно было услаждать нежные ушки Ллинары? Нет! Нет-нет-нет! Менестрель был уязвлён и предан, но до столь безобразной мести он не опустился бы, даже если бы она была виновна в его безвременной кончине... оу, погодите?..
В общем, призрак дулся, вертелся вокруг своей оси, таращил глаза, цитировал откровения Создателя, сагу о Сонане-герое и отрывок из доказательства теоремы о топологическом вложении. На теореме Мая, наконец, сдалась, а менестрель почувствовал себя отмщённым.
Но только стоило Мае скрыться за дверью любимого чуланчика менестреля, как призрак прекратил дуться и напрямую отправился в холл, минуя все лесенки и коридоры, которые предстояли младшей сестре Ллинары.

- Куда, куда стремитесь вы, безумцы? - в отчаянии спросил он у дворецкого, спланировав ему на голову из-под потолка холла, но тот не ответил. Возможно, этому мешал большой кухонный нож, рукоятка которого торчала из-под подбородка бедолаги, а кончик выглядывал аккурат посерединке его широкого породистого лба. Менестрель потоптался по большой луже крови, живописно растекающейся по ступенькам монументальной лестницы, безрезультатно пнул груду посуды, которую дворецкий как раз перед гибелью нёс в столовую, и аж зажмурился от удовольствия, вспомнив как мрачный тип катился по этой самой лестнице в компании тарелочек, ложечек и всё тех же ножей, и как один из них ну так удачно оказался на пути его восьмидесяти шести килограмм.
- Будем пить и весилиться! Будем с жизнию играть! Юности не вечно длиться! Старости не долго ждать! Юности не вечно длиться! Ста-а-арости не до-о-олго ждать... - вдруг стал припевать призрак, отплясывая над мертвецом какой-то самосочинённый танец, дёргая струны своей немилосердно расстроенной лютни. Спев один куплет, менестрель без предупреждения насупился, и параноидально огляделся, ожидая в любом углу увидеть злорадное личико баньши, но её снова нигде не оказалось. И это не помешало ей испортить ему настроение! Подумать только!
- Твоя дорога лежит во тьму, так, стало быть, и моя, - придверный череп грустно уставился на Ллинару преданными глазами невинно убиенного менестреля, и молвил его голосом. - О ты, неверная, что мой затмила разум... предки на кухне. Придётся подождать.

Отредактировано Майро (18-09-2011 14:30:32)

Старания по выпрашиванию еды зря не прошли. Хозяин сжалился над бедный животиной, сунув ему какой- то древний фалиант в кожаной обложке. Громко заурчав (а урчание Пити было похоже на те звуки, с которой оттирают наждачкой ооочень сильно грязную сковородки, откуда такая анамалия – неизвестно. Но, порой, громкость урчания была такой, что ложки и кружки прыгали по столу), паук с большим удовольствием стал поглощать предложенное лакомство. Вскоре от  книги осталось лишь воспоминание. Несмотря на это, паук не слишком наелся. Однако думать об этом было поздно, к двери ринулся хозяин. Поняв, что гости дорогие соизволили наконец придти, Питя быстро заполз на стену и по потолку вышел к двери. Увидев хозяйскую дочку и двух женихов, эксперимент придумал гениальный план, быстро вернувшись в столовую (семнадцать ног не две, быстро бегать можно и по потолкам!), он притворился табуреткой. Что не говори, а от украшений появилась польза. Теперь на него могли по ошибке сесть, а уж тогда он с чистой совестью мог укусить гостя. Но план провалился. Хозяин вовремя заметил коварную тварь и со всей дури пнул Питю. Пока летел, Питя затаил обиду. Паук птица ленивая не пнёшь, не полетишь, но после ускорения тяжёлым сапогом, паучишка описал в воздухе красивую петлю и шлёпнулся прямо у ног старика. Быстро встав на ножки, он раздасованно посмотрел в сторону хозяина, но потом осознал КТО перед ним стоит. Увидев главу семьи, он тут же вытянулся по струнке смирно и даже отдал честь. Какой из женихов хозяйской дочурки его научил этому, он не помнил. Однако именно так приветствовал главу семьи, да и старик вроде не возражал. Питя боялся его до дрожжи в пучьих лапках, никогда не смел пакосничать против старика  и даже порой приносил ему в дар дохлых мышей, которых вылавливал в подвалах.

Череп  на дверях печально заговорил голосом невинно убиенного менестреля, заставляя девушку задуматься над, а кто же стал донором черепной коробки для их оригинального звонка. Менестрель искренне надеялась, что не её неудачливый коллега-призрак.
Дверь открыл любимый папочка. Судя по хриплому голосу, парадную удавку ему заботливо затянула мама.
- Привет, пап. Это – Гвейн, - Ллин уверенно указала на своего возлюбленного жениха. – А это…это…его брат, в общем. –жест вышел куда менее уверенным. Стыдно признаться, но имя брата мага воды менестрель то ли забыла, то ли и вовсе не знала. Так что пришлось скромно представить его без упоминания имени.
Надо будет хоть имя у него узнать на досуге.
Отец несколько поспешно ретировался, не забыв бдительно пнуть прикидывающегося стулом Питю.
Видимо, не потерял еще надежды найти заботливо спрятанную матерью медовуху.
Паук на скорости эльфийской стрелы улетел в направлении кухни, по дороге сбив пару-тройку стульев. Менестрель все-таки переступила порог родных пенат, не забывая тащить за собой  и жениха с братом.
Мимо пролетел изрядно полинявший после очередной стирки, которую ему устроила все еще пытавшаяся окончательно сжить беднягу со света Рокем, невинно убиенный менестрель. Ллин только грустно вздохнула – ей определенно нравился этот призрак. Он такой душевный собеседник да и поет неплохо. Правда, после стирки-сушки он начинает совмещать в несовместимое в пределах одной фразы, но это у него быстро проходит. Ллин улыбнулась призрачному парню и продолжила буксировать гостей к кухне.
Едва подойдя к кухне, девушка по характерному шарканью поняла, что её ночной кошмар сбылся – в числе приглашенных на скромное семейное торжество оказался их дедушка.
Видимо, проделки маленькой ревнивицы Маи. Решила использовать тяжелую пехоту. Найду паршивку, нос откушу.
Их любимый старый маразматик-дед был поистине страшным оружием. Неугомонный старик умудрялся доводить до нервной дрожи в коленях и заикания всех обитателей дома. Обыкновенная утка в его руках становилась опаснее гномьей секиры. Даже Питя при встрече пытался отдать ему честь всеми семнадцатью мохнатыми лапками.
По дому витал аппетитный аромат мяса, запеченного со специями по секретному семейному рецепту. Желудок девушки скромно напомнил, что он вообще-то с утра и крошки еды не видел. Девушка тяжело вздохнула, искренне надеясь, что у этого жениха нервы окажутся крепче, и он продержится дольше всех предыдущих.
Главное, чтобы родителям понравился. Иначе мама мигом адресует его в лабораторию на какой-нибудь декоктик.
Судя по бормотанию матери, Гвейн вполне мог пополнить своей скромной персоной список призраков-неживых-экспериментов.

Ну, что тут сказать? Девушка оказалась под стать дому - неразговорчивой. По крайней мере на его вопросы она никак не среагировала, словно его тут и не было. Обидно, конечно, но может дело в чём-нибудь другом? Брат-то тоже как воды в рот набрал, стоит молчит. Да и ещё дверной звонок, если это был он, был ну очень примечательным - больше похоже было на то, что кто-то из родственников решил подшутить и заодно просветить о том, что "придётся подождать". Но ждать пришлось недолго - вскоре дверь распахнулась, судя по скорости, от пинка, и в дверном проёме возник силуэт "предка", а сама невеста внезапно обрела дар речи и просветила папашу, что вот эти вот два оболтуса перед ним - её жених и его брат.
-Заккери Крамер, к вашим услугам - коротко поклонившись и вовсю пялясь на необычный внешний вид, он позволил себе заметить - У вас, э... Хороший вкус, да. Хороший вкус. Всё в одном тоне, металлическое, кх-м... - окончательно стушевавшись из-за того, что несёт откровенную хрень, парень и вовсе примолк и молча проследовал вслед за парочкой в обеденную залу. Довольно симпатичную и нарядно украшенную, к слову сказать, больше подходящую не этому дому некроманта, а скорее напоминающую гостиную провинциального барона, только трофеев на стенке не хватает - вместо них там красовалось разнообразное оружие.
-Э... Мило. Уютно даже - внезапно отмер едва не пришибленный дверью жених, и Зак торопливо подхватил вслед за ним - Да, действительно уютно. Ты сама здесь украшала всё, да? Чувствуется стиль
В общем, несколько пришибленный увиденным, парень окончательно смешался и, абсолютно не представляя, что ему говорить, нёс любой бред, который только приходил ему в голову. Впрочем, не факт, что гробовое молчание его брата было лучше.
Тем временем на на сцене появился новый персонаж, куда более колоритный, чем всё виденное до сих пор, но увидев его, парень внезапно успокоился. Не то, чтобы он сошёл с ума (многие злопыхатели и завистники не преминули бы вставить, что там и сходить не с чего), но появление седого, как лунь, старика, в ночном колпаке, тапочках на босу ногу, балахоне и с больничной уткой в одной из рук, каким-то образом вправило ему "понимание реальности" - парень просто-напросто стал считать всё выходящее за рамки привычного мира данностью, тем, что не изменить и что надо воспринимать это как само собой разумеющееся. А вот жениху этого явно не удалось - иначе как объяснить то, что бедный и несчастный, он, вытаращив глаза, зачем-то понюхал содержимое горшка и, плавно закатив глаза, рухнул в обморок. Хорошо хоть у Зака реакция оказалась на высоте и он успел поймать... Ночной горшок поймать, угу, а то бы окружающие задохнулись от вони из разбитой утки, а сам Гвейн столбом рухнул на пол, наверняка ударившись об пол и добавив себе ещё пару часов без сознания. А дедуля-то оказался не промах - взял да и вызвал себе на подмогу демона, такого же дряхлого старика и, похоже, закадычного приятеля, которому Зак нахально и всучил утку:
-На, держи, как этот дедуля - кивком головы показав на мага, Зак продолжил пудрить демону мозги - и советовал - дарю тебе вот этот вот замечательнейший боевой артефакт с широким радиусом поражения. Разбей его среди врагов и они окажутся в твоей власти - похлопав его по плечу, он повернулся уже к матери невесты - Доброго вечера, о прекрасная роза, что я встретил в здешнем саду. Ваша красота настолько неописуема обычными словами, что не в силах выразить её хоть как-нибудь, я, дабы не сойти с ума, просто вынужден временно отрешиться от неё и вернуться в бренный мир с его бесчисленными заботами и проблемами, одна из которых сейчас, развалившись на этом чудесно скрипящем полу, внаглую дрыхнет. Не покажете ли вы, о услада глаз моих, куда оттащить моего брата до того момента, пока он не придёт в себя? - временно оставив без внимания эльфийку, он снова отловил демона - Значит так. Видишь тело? - показав на брата, он продолжил - чтобы абсолютно в таком же состоянии он оказался уложен там, где покажет хозяйка этого дома - на которую он указал небольшим полу-поклоном и закончил всё своё представление уже с самой невесткой - А ты, пока здесь все суетятся и наводят последние штрихи по дому, да и пока твой возлюбленный отдыхает и приходит в себя, устрой, пожалуйста, мне экскурсию по дому и о себе расскажи - нахально цапнув её под локоть и широко улыбнувшись всем присутствующим, отдельно подмигнув Рокем, парень потащил девушку в ближайшую дверь

Менестрель ещё бы долго взирал на возлюбленную через глазницы чьего-то черепа, но тут эффектным жестом национального героя и спасителя человечества отец семейства гостеприимно распахнул входную дверь. Да так, что несчастный призрак едва второй раз не умер от страха и неожиданности. До-о-олго ещё заикающийся менестрель таращился в протранство круглыми как пара бильярдных шаров глазами и уныло выводил поэму о героях гоблинских саг Т'ристоне и Иза-льде. Поэма пестрила расчленёнкой и трупами, но, слава тапочкам Кер'Сареса и половнику Рокем, гоблинского здесь не понимал никто.
Через некоторое время призрак всё же пришёл в себя, вытек из черепа в холл и растёкся по полу фосфорицирующей лужицей. Плавающие в лужице глазки задумчиво и печально изучали потолок и соседствующую лужу крови, а то и дело всплывающие на поверхности пузыри выражали мысли призрака, куда более путанные, чем его же речи. «Едят ли крабы рабов?» - готическим шрифтом было начертано на первом пузыре. Приподнявшись на пару сантиметров над полом, пузырь лопнул, но его место тут же занял другой: «Кто зажигает гнилушки в саду?» И вот так далее. Через пару минут над лужицей кружился уже целый хоровод из случайного набора слов, заключённых в пузыри, но тут менестрель обнаружил, что остался в холле совсем один. Совсем-совсем один. Не считать же труп дворецкого за компанию? Ему, вон, и в обществе побитых тарелок хорошо. Почти как в борделе.
Разобравшись с собственным обликом, невинно убиенный менестрель поплыл искать Ллинару. Ему вдруг в голову пришло, что ещё не всё потеряно, что он может сейчас спеть ей песню, раскрывающую всю глубину его чувств, и тогда она, без сомнения, бросит своего горе-жениха. А тот, сражёный наповал возвышенностью его речей, заплачет как дитя и благословит их с девушкой, а Кер... вообще-то всё, что предполагалось для жениха, должен был выразить хозяин и отец, но представить это даже с прополосканными мозгами было нереально. Но идея! Гениально! Так просто! И наверняка!
Начал петь менестрель уже на подлёте к гостиной. С чувством дёргая струны вечно расстоенной лютни, он во всю мощь несуществующих лёгких взвыл:
- О, Ллинара! Ллинара! Люблю я тебя, Как отхожее место после бурной попойки. И как формулу Вика, теорему Лёба, И как с тщанием катанные шпаргалки...
Менестрель ещё некоторое время продолжал в том же духе, от переизбытка чувств и поэтических сравнений зажмурившись, но тут ему пришло в голову посмотреть на реакцию той единственной, ради которой всё это затевалось. Открыва глаза, невинно убиенный менестрель обнаружил, что уже три куплета пропел в морщинистое личико достопочтенного деда. Прзрак онемел, позеленел, потом стал ещё белее, чем после стирки, и снова превратился в лужицу, плюхнувшись под ноги Харалда невзрачной глазастой субстанцией. Где тут же застыл, покрывшись льдом. Неосязаемым, как и всё его существо.

-Лстец, патологический, - диагностировала Рокем, окинув быстрым взглядом незваного гостя, - Расплавленное железо, принимать строго внутрь. Напомните, вам рецептик выписать, - и учтиво оскалившись, от чего правая часть лица и без того похожая на безобразную маску, исказилась еще сильнее, предав хозяйке дома, поразительное сходство с фамильяром отца, что неловко потрясая крыльями переступал с ноги на ногу, чуть позади нее, Рокем обратилась к дочери, - Душа моя, что-то жанишок-то твой дубака раньше времени решил дать, али то семейная традиция у них? Или же то следствие бронебойной харизмы твоего дедушки.
Что, кстати говоря, было вероятнее всего, а утка накрепко стиснутая окоченевшими пальцами самозваного жениха, была тому самым, что ни наесть, лучшим доказательством. Оно и к лучшему, не прийдется шутками да прибаутками заманивать несостоявшегося зятька в мир мрака и боли, то есть в гостевую.
А гостевая у них была одна, да и та в подвале, да без особых удобств, но обычно гостям Рокем было достаточно пары цепей, старого операционного стола и набора хирурга, что подарил на свадьбу Рокем и Кера, старший брат немертвого.
- Какой бойкий юноша, -прицокнула эльфийка внимательно вслушиваясь в манерно-пафосный тон братца жениха Ллинары, поучающего фамильяра Его Маразматейшиства как обходиться с мужчиной в обмороке, - Думаю вам все таки жизненно необходимо прополоскать горло расплавленным железом, такой голос пропадает, - Рокем досадливо покачала головой, но тут же вспомнив про необходимость следовать этикету, грозно прикрикнула на слуг, - Отнесите сие бездыханное тело в гостевую, отскребите от паркета менестреля, он портит весь вид поцарапанного и запачканного кровью пола. И изловите наконец негодницу Маю, свяжите и отправьте в ее комнату, пока она тут ничего не разгромила.

Отредактировано Рокем Нарл (18-10-2011 22:38:34)