1.ОНИ
«… Кто дарует избавленье
От утрат и горечи сомненья?
Бездумных путь
Сквозь лес безгласный и пустой,
Жжёт сердце сильней, чем плавленая ртуть.
Крик души с порядком несогласной
Потонет в вое верной своры
Из тех, кто встать с коленей не готов…»
   Из руки выпал уголёк, что оставлял неровный, едва заметный след на стене. Бессильно опустились руки, скованные кандалами, хотя левая давно уже стала лишь бесполезным балластом, неспособным ни на что. Заплечных дел мастера великолепно умели демонстрировать своё «искусство» а уж на Отозвавшихся это, помимо всего, считалось Таоргу угодным делом.
   Семнадцать лет, а лицо девушки испещрили шрамы. Семнадцать зим, а глаза как у умудрённого годами и облавами зверя. Семнадцать вёсен… и конец так близок.
   Худая, измождённая девчонка стояла и подслеповато щурилась на стену, которую украшала неровная вязь Трэзского языка. Придут тюремщики, увидят, с гневными воплями сотрут «мерзкие слова еретички», потом снова потащат в камеру пыток, а ещё долго будут не понимать, откуда у заключённой уголёк. Точнее так повторялось каждый раз раньше.
   Ей уже давно раздробили бы и правую руку, если бы не одна любопытная вещь: почему-то никто не мог коснуться её. На пальцах неосторожных сразу же вздувались уродливые волдыри, а через месяц рука «усыхала». Жаль, что эта «неприкосновенность» не распространялась на другие части тела.
    Девчонка, уже забывшая своё имя, не понимала, зачем раз за разом пишет эти непонятные для других слова, зачем продолжает пытаться докричаться до тех, кому «стояние на коленях» удобно и прекрасно? Зачем? Зачем?! Зачем… Сколько раз она задавала самой себе этот вопрос. Она, существо, не человек, нет, без прошлого и будущего, без имени, «зрения», чувств… Зачем ей это надо? Продлевать свои муки?
   Она обернулась в угол, где на соломе притулилось нечто, сейчас оно было ростом с ребёнка. Его можно было бы назвать обычным человеком, если бы не глаза. Чёрные, словно два провала в бездну, они не имели зрачков, лишь в самой глубине этой бессветной темноты горел огонёк. В левом – синий, в правом – зелёный.
   У неё почти такие же глаза, только зрачок ещё не растворился до конца, не слился с радужкой, да и огонь другого мира не зажёгся в них. Он говорил, что девушке отдан бирюзовый цвет.
   Кто он? Её проклятье, невидимое порождение Лоорга, сверженного своим братом Таоргом более пяти сотен лет назад. Скарш или граш, как его называют служители храмов. Это слово значит «пугающий».
   Да, он невидим, но клеймо его давно уже сине-чёрной вязью оплело спину девушки, да и некогда карие глаза сейчас изменились до неузнаваемости.
   Говорят, каждому отозвавшемуся его скарш является в самом подходящем облике. У неё даже это сложилось не так. Нет, вид молодого  рыжего паренька с хитрым выражением лица он не менял… почти не менял… Девушка давно не видела той костровой рыжины на его голове. Вот уже несколько месяцев это были смоляные, нечесаные и сальные патлы.
   Как звали скарша, девушка не знала, а он не говорил. Девушка не настаивала, не до того было, вообще не до чего. Вот теперь и расплачивается за это собственной болью и ставшей чужой и безвольной левой рукой.
  Отозвавшаяся неловко приблизилась, позвякивая кандалами, и опустилась рядом со скаршем на солому. Взгляд бродил по серым стенам, наткнулся на огарок, погасшей, казалось целую вечность назад, свечи. Девчонка на миг уставилась в зарешёченное  окошко под самым потолком. Светало. Время близилось.
   Они сидели рядом и молчали. Казалось, грашу не было ни до чего дела, было плевать на то, что случится с его Отозвавшейся. Но неправильно так думать. Он отчаянно пытался найти выход, чтобы на рассвете его Хозяйку не «очистили от скверны». Лучше бы сразу сжигали, чем раскалённой «священной» магией лезли править душу, а потом сошедшую с ума отдавали краззам – помеси волкодава, росомахи и крысы. Эти существа были людоедами, и содержались именно для казней.
   Скарш искал выход и не видел его. Будь он сильнее и старше, они давно бы оказались далеко от этого каземата и пыточных. Он даже не имел возможности вылечить её левую руку, лишь «отрезать» все ощущения, делая конечность безвольной и бездвижной. Скарш – неумеха, граш – недотёпа, а скоро он станет Потерянным, если не найдёт пути к спасению.
   Рассвет приближался. Девушка не знала, сколько часов, минут прошло, сколько вот так, глядя на серый слизкий камень, она просидела. Уже давно ориентиром во времени в этом подземелье у неё осталось лишь биение её сердца… которому так скоро предстояло навсегда остановиться.
   Скарш, казалось, уменьшился, а волосы его сильнее спутались. Отозвавшейся почудилось, что в них мелькнула седина. Хотя, может, это лишь единственный луч, ворвавшийся в это «пристанище», коснулся их и запутался там.
   Ещё двести ударов сердца, и дверь  с протяжным скрипом отворилась. Свет больно резанул по отвыкшим по нему, не умеющим приспосабливаться мгновенно, глазам.
   Оглушительный топот окованных сталью сапог по лестнице заставил девушку забиться в самый угол и ощериться, словно она была зверьком.
   Первое, что она поняла, - перед ней нечеловек, да и вообще неживое существо. Голлем. Усохшие у многих руки являлись хорошим уроком для тюремщиков. На казнь её поведёт порождение магии Трэзской империи. Они создали столько всего, но до сих пор не признали Отозвавшихся и уничтожали их.
   Скарш за миг до появления голема растворился в воздухе, оставив девушку одну.
   - Неудивительно, - единственное, что промелькнуло в затуманенном страхом, голодом и болью сознании.
   Правда, когда её схватило и потащило прочь из темницы это чудовище, внутри Отозвавшейся не осталось ни одного чувства или эмоции, лишь холодное безразличие.
   Коридор. Она споткнулась, упала. Её грубо поставили на ноги и толкнули, чтобы она продолжила идти.
   Девушка чувствовала взгляды, кидаемые на неё «обитателями» других камер: полные ненависти, презрения и злорадства. И всё равно, что завтра и их ждёт казнь. Отозвавшимся нет сочувствия и жалость, а их смерти, особенно мучительной, радуется каждый житель Империи.
   Казематы кончились, коридор тоже. Ей на голову надели мешок и грубо поволокли дальше. Сердце, как ни странно, не билось бешено о рёбра, как птица – о прутья клетки. Казалось, оно готовилось затихнуть навеки.
   Отозвавшуюся вели, тащили, толкали, не давая остановиться ни на миг. Внезапно девушку словно оглушили. Улюлюканье, вопли «Смерть ей», свист, ругательства, проклятья… Толпа… Площадь. С её головы сорвали мешок, свет в одночасье ослепил её, а ставшие ещё громче крики повергли в ужас. 
   - Они все пришли посмотреть на казнь… - отрешённая горькая мысль.
   Девушка заставляла себя смотреть на беснующихся людей, разглядывать их, вслушиваться в их злобные голоса. На сердце огненной волной разгоралась боль, и казалось, что маги уже приступили к её «очищении».
   Отозвавшуюся грубо подтащили к «стене» - магической субстанции действительно похожей на стенку. Миг и тело больше не принадлежит ей.
   Улюлюканье усилилось, полетели камни, а она не могла даже отвернуться. Так продолжалось до тех пор, пока солнце не осветило верхушки ближнего леса. Тогда появились маги.
   Они не утруждали себя наймом карет, были выше езды на лошадях, а о том, чтобы передвигаться пешком не было и речи.
   Раскрылся портал, и появились те, кто должны были открывать и играть главную в роль в этом «балагане» под названием казнь. 
   Девушка даже не взглянула на низ, но шаги её будущих мучителей звучали в мыслях так отчётливо, словно это не люди вовсе, а какие-то великаны шли.  Вот  до неё их остаётся всего тридцать, двадцать. Маги останавливаются, начинают зачитывать приговор, предлагают покаяться, отказаться от ереси. Это принесёт быструю и безболезненную смерть, но она лишь упрямо сжимает губы и молчит. Толпа ликует, их не лишат любимого зрелища.
  Палачи уже готовы начать, но внезапно словно облако Тиши окутало всю толпу. Звенящая, она, наверное, пугала этих людей, но Отозвавшаяся слышала в ней что-то умиротворяющее-успокоительное, как в давно забытом, вырванном из памяти, голосе матери.
   Девушке на удар сердца показалось, что она заметила рыжую шевелюру своего скарша в толпе, она рассмотреть не успела. Тишина лопнула, как нарыв.
    - ОНИ идут!!! – раздался наполненный неописуемым ужасом вопль, и вся толпа, всего несколько минут назад упивающаяся предвкушением зрелища, мнившая себя «божеством» превратилась в массу перепуганных тварей, стремящихся спастись от непонятных, кого они называли «они».
   Это «стадо» бурлило, кричало, визжало, колыхалось, как уродливое проклятое магическими отходами море. Ставшие в один миг из высокомерных людей ополоумевшими существами пришедшие стремились во что бы то ни стало сбежать. Они затаптывали своих же, шли по телам погибших и ещё живых и уже просто выли с каждым мигом всё громче, как агонизирующий зверь.
   А откуда-то со стороны бедняцких  кварталов звучал равномерный рокот барабанов. Всё ближе и ближе… зазвучала флейта. Да, их наступление всегда сопровождается звуками флейты или скрипки. Говорили, что ИХ странное и страшное волшебство и основывается на музыке этих инструментов. Но не было переживших такие внезапные «явления», чтобы подтвердить или опровергнуть эти слова. Те же, кто всё-таки выжил и не пропал без вести, сошли с ума.
   Девушка не понимала, откуда пришло это знание, как и раньше она просто «услышала» это, и разум «отозвался». Так же происходило, когда она раз за разом писала те слова на стенах.
   Не было страха, но и радости тоже не появилось, как и других эмоций. Лишь серое безразличное ожидание владело Отозвавшейся.
   А музыка всё приближалась, всё страшнее корилась в судорогах толпа, и казалось, что одних этих звуков хватит, чтобы люди все умерли.
   Но вот на площади появились первые «они». Девушка не могла рассмотреть лиц нападающих, они были скрыты масками. Она видела лишь высокие худощавые фигуры со странным оружием в руках, напоминающим хлыст. У кого-то были мечи, но и они тоже не напоминали ничего из ранее видимого и знакомого девушке. Ей чудилось, что они постоянно меняют форму, размер, вид, словно по желанию и мысли их хозяев.
   И вновь рыжая голова её скарша мелькнула где-то неподалёку, и в ту же секунду над городом пронесся режущий уши звук, больше похожий на усиленный в сотню раз звон лопнувшей струны… и она почувствовала, что тело вновь принадлежит ей!
   Ноги подкосились, словно отвыкли от тяжести тела. Хотя, какая там тяжесть? От девушки давным-давно остался лишь скелет, обтянутый кожей.
   Девушка вскочила, словно кто-то подхлестнул её, и бросилась бежать, но не в сторону порталов, куда рвались обезумевшие люди, а наоборот – к нападающим.
   Тел отвыкло от движений, оно было слишком слабо, слишком искалечено, слишком измученно, слишком, слишком, СЛИШКОМ! Но она рвалась из последних сил, будто её подталкивали в спину, а голос, который она слышала в столь редких снах, ласково нашёптывал, что с пришельцами спасенье. И она бежала, бежала, бежала… ещё совсем чуть-чуть…
   В ноги врезалось что-то, и девушка не удержалась на них, повалилась, как подрубленное дерево, и не смогла больше подняться.
   Словно в мареве кошмара Отозвавшаяся видела, как на ней мчится один из всадников, что вышли вслед за первой волной тех, кого люди называли «они». Девушка зажмурилась, скорее по привычке, нежели чем от страха, а усталой, замученное сознание словно только этого и ждало. Оно исчезло, точно старалось спасти Отозвавшуюся от последней в её короткой жизни боли.