ФРПГ "Трион"

Объявление

Смутный час между волком
и собакой меняет очертания привычного мира. Свет сменяется тенью, форма - мороком, а пение птиц - тихим шипением стали, выходящей из ножен. Лишь одно остаётся незыблемым - люди. Только люди не меняются никогда...
Оказаться не в том месте, не в то время - достаточно паскудный способ добыть себе неприятности. Так сложились обстоятельства...
читать дальше
Довольно известный исследователь-историк, имя которому Рангоригасту Гржимайло, нашел в горах Малого хребта неизвестную доселе шахту... читать дальше
Путь к ущелью К'у и Ла был тернист и долог: недоброжелательные леса духов кишели смертельными опасностями... читать дальше






01.04.18: Неожиданно, и очень символично с точки зрения календарной даты, на форуме появился новый дизайн. ;)






По техническим причинам, мастера не сумели
вовремя заполнить этот раздел. О, ирония...
Предыстория:

Некогда гномья пророчица Валлана предсказала наступление Конца Света и разрушения Мира в 1000 году. Предсказание было небольшим, но настораживающим: «Когда Столпы Равновесия исчезли, Пустота, расправив крылья и выпустив когти, вторглась в Мир. Увлеченные вечными распрями, ненавистью и жаждой наживы, одурманенные ложью Высших, живые создания не заметили опасности, оставаясь слепыми и глухими, потому что не хотели видеть и слышать то, что было им противно. Когда же беда стала столь очевидна, что спрятать ее уже не удавалось, Мир пал в бездну хаоса и завершил Круг Жизни».
Пергамент, описывающий сие событие, неожиданно нашелся архивариусом в одной из закрытых библиотек Северинга. Правда это или нет, и что конкретно имела в виду Валлана, никому не известно — сама пророчица была слишком стара и спокойно умерла, не дожив до нынешних дней и не оставив более никаких сведений.
Гномы посчитали Пророчество слишком непонятным, чтобы сразу начать пугать им жителей Триона, и расшифровать все сами, но, как известно, любые тайны имеют свойство странными путями просачиваться и распространяться среди простых смертных. Вот и Пророчество Валланы стало достоянием гласности, переходя из уст в уста и пугая слишком впечатлительных обитателей всех трех материков Триона. Мало того, в последнее время в Немоне объявилась секта «Видящие Истину» напрямую проповедующая Конец Света и призывающая жителей к покаянию.

Настоящее. 998 год.

Всего два года остается до предсказанного великой гномьей Видящей Валланой конца мира. Империю заполонили лжепророки, обещающие спасение, все чаще слышны голоса некромантов, ведьм и приверженцев разнообразных оккультных сект, поклоняющихся Пустоте. Из уст в уста передаются слова предсказательницы: близок последний час этого мира. Кажется, сам Творец отвернулся от Триона, оставив его на грани хаоса и безумия.
На фоне всего этого немудрено и потерять себя. Как произошло это с молодым императором Велерадом, и без того получившим серьезный удар в виде трагической потери семьи более, чем десять лет назад. Понимая, что власть и порядок в огромной стране удержать становится все сложнее, снедаемый, к тому же, ненавистью ко всем, кто не является человеком и считающий нелюдей виновными в приближающемся Армагеддоне, некогда рассудительный правитель пошел на безумные меры.
Все нелюди в Империи — от светлого эльфа до последнего гоблина — новым указом Велерада объявлены вне закона. Не имеющие ни гражданских прав, ни защиты, они должны покинуть пределы страны или быть переселенными в специально созданные резервации, в противном случае они будут преданы смерти. Гонения на нелюдей объявлены официальной политикой Немона, городской страже, ордену Тюльпана и даже членам ЛИГ вменяется в обязанности, ко всему прочему, арестовывать или казнить (в случае открытого сопротивления) любого представителя нелюдской расы в любом уголке Немона или потворствующего ему человека. Вчерашние соседи могут в любой момент стать врагами.
Новые порядки поставили Империю на грань гражданской войны. К нелюдям и прежде шло враждебное отношение, а ныне, подписанный самим Императором, указ вовсе развязал руки самым отъявленным расистам. Многие поддерживают Велерада в его ненависти, но пограничные аристократы, встревоженные волнениями на границах со степью Орр'Тенн или лесом Сильве, некоторые члены ЛИГ, Академии Магии и Торговой Гильдии, недовольные напряженной политической ситуацией, считают императора опасным безумцем, действия которого приведут страну к окончательной гибели. Выбор между верностью трону и тем, что считается благоразумным, особенно тяжел в преддверии конца мира, но неумолимо близок.
Возмущенные агрессией Немона, представители независимых государств, находящихся в торговых, союзнических или нейтральных отношениях с Немоном, - эльфы, темные эльфы, гномы - в панике шлют сообщения в Неверру и Каторию, будучи практически не в состоянии защитить своих соплеменников в Империи. Воинственные орки, воодушевленные возможностью захвата новых земель, светлые эльфы Довеллы, ведомые волей своей амбициозной ксарицы, остававшиеся доселе в тени вампиры собираются в ожидании падения колосса Империи.

О скипетрах Сильерны (побочная сюжетная ветвь):

Три Скипетра издавна были переданы самой Сильерной эльфийским кэссарям, как самым мудрым представителям из созданных на Трионе рас. Скипетр Заката хранился в Храме темных эльфов в Шьене, Скипетр Рассвета — у Светлых в Довелле, Скипетр Полудня — у лесных эльфов на алтаре в лесу Сильве. Ходят слухи, что когда-то существовал и Скипетр Полуночи, переданный людям, но сведения о нем не сохранились, и легенда осталась лишь красивой легендой, не более. Установленные на алтарях Скипетры поддерживали энергетическую структуру Триона, обеспечивая соблюдение баланса сил, и не давая Пустоте поглотить энергию Теи.
Однако два года назад Скипетры были похищены. Эльфийские кэссари приняли решение утаить истину от подданных и заменили настоящие реликвии на поддельные, пока настоящие не будут найдены и возвращены на место. О сохранности и целостности самих реликвий эльфы не беспокоились, ибо уничтожить Скипетры нельзя - созданы они не простыми смертными ибо несут в себе частичку божественного, но вернуть их требовалось как можно скорее — структура мира нарушилась, Твари Пустоты получили возможность проникать в мир Триона в местах, где ткань Теи истончена, и скопилось много негативной энергии.
Время шло, поиски результатов не приносили, мало того, то здесь, то там стали объявляться неизвестные монстры, нападающие на людей. Кое-кто связывает их появление с изреченным Валланой пророчеством и говорит, что они являются самым явным предзнаменованием надвигающегося конца Света.




01.04.18: Плюшки! Проанализировав последние отыгрыши на Арене и в Сюжетных эпизодах, было принято выделить достижения лучшего, на наш взгляд, игрока! За его смекалку, храбрость и великий потенциал, мы награждаем непревзойденного мастера Огня и Пламени, Диохона, артефактом мифической редкости - Великой Перчаткой...
Повелись? С первым апреля! :3

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » ФРПГ "Трион" » Личные эпизоды » Люди любят карты, карты непростые...


Люди любят карты, карты непростые...

Сообщений 1 страница 30 из 31

1

Дата эпизода: Травоцвет 995 года
Местонахождение: Великая Империя, Лариас
Участники: Ллинара Эйдан, Ллёна Кондор
Краткое описание: Шумные базары привлекают людей разной масти - кто знает, кого повстречаешь там, и что же подарит тебе новая встреча...

Отредактировано Ллёна Кондор (20-01-2014 00:11:48)

0

2

Торговая площадь шумела, точно огромное море. Волны перекатывались от лавки к лавке, кричали, торговались, смеялись, ругались и расхваливали свой товар. Народу было как никогда - и ведь это не самый крупный базар, а в Лариасе любая мало-мальски широкая улочка становилась обиталищем вездесущих пронырливых торговцев... или тех, кто хотел походить на них. Ллёна смотрела на разношерстную толпу, собравшуюся в этом огромном городе изо всех концов света, со стороны, выискивая подходящих людей. Больше всего ее интересовали молодые девушки, особенно приехавшие в праздный день из окрестных деревень за крамом - уж среди них-то много любительниц узнать о суженом, подарках, детях - о чем только эти наивные глупышки не надеются услышать от случайной гадалки, словно от посланницы с небес.
Да и читать их, как открытую книгу можно, - это девушка делала уже невольно, хотя учиться было трудно. Для таких, как говаривали самые противные контрабандисты, клиентов и карты настоящие не доставались, и толком по руке ничего не читалось, только разговори - и готово.
Кошель в складках огненно-алой юбки, перевязанной черным платом с такими же огненными маками, с утра уже немного потяжелел, а значит, даже если запас удачи ее на сегодня исчерпан, голодной она спать не ляжет, а может, под вечер, как станут посговорчивей торговцы, так и бусы себе новые задешево купит...
Но пока все в порядке - и пара юных девчушек, хихикая, промелькнула в паре шагов. Ллёна тут же метнулась в их сторону, едва подхватывая концами пальцев одну из них за рукав.
- Ой, ласточка моя, погоди! - прохожая уставилась непонимающе и настороженно на незнакомку. - Погоди... Вот стою, и гляжу! Счатливица идет! Ну настоящая любимица Кружевницы, не иначе! - не спуская с девушки глаз, продолжала радостно гадалка.
- Я... Простите, но... - бормотала девушка, не зная, как бы отвязаться. "Первый раз небось на базар в город отправили? Мол, подросла уже, да и с подружкой - не так страшно?" - хмыкнула про себя Кондор, давно зная, как думают все заботливые деревенские родители.
- Ну такой счастливице все скажу, как на духу, по глазам прочту, что готовит тебе Судьба! Ни десятинки не возьму! Все тайны открою, голубка! Вижу, веселая, авось и любимого наворожу! - по промелькнувшему интересу в глазах девушки Ллёна поняла, что попала в точку, и, подмигнув, заулыбалась еще ярче и приветливей. - Как такой красавице без суженого ходить?..
Подружка девочки явно занервничала, задергала спутницу за руку. Ллёна заметила и это.
- И тебе, касатка, нагадаю, все, красавица, расскажу, все мне твои светлые глаза поведают, и о женихе твоем, ясене темноволосом! Все о морячке твоем расскажу, куда ходил, кого видел, и что в подарок привезет! - с темноволосым моряком девушка ляпнула наугад, но и тут не промахнулась. - Давайте ручки свои белые, все скажу, яхонтовые мои!

Отредактировано Ллёна Кондор (21-01-2014 00:56:32)

+2

3

Толпа на торговой площади шумела и гомонила. Голоса торговцев, бойко нахваливавших свой товар, разносились сразу со всех сторон. Проталкиваясь сквозь толпу  Ллинара получила последовательно предложения приобрести ленты, кружева, посуду, свежие овощи, пирожок с повидлом и курицу-молодку. Ни то, ни другое, ни третье, ни тем более курица менестрели были не нужны. На торговую площадь девушка зашла чисто случайно.
Когда-то Ллинара жила здесь и теперь душа менестрели, проходившей мимо родного города по делам, запросилась в знакомые места. Лучше бы девушка этот несчастный город десятой дорогой обошла. Или двадцатой.
Гуляя по смутно знакомым с детства улочкам, Ллинара наткнулась на косвенную причину своих странствий - папеньку того странного молодого человека, за которого тогда еще будущую менестрель планировали выдать замуж. Потенциальный муж девушке не понравился от слова вообще и красавица, не долго думая, утекла ночью на поиски приключений. Дома юную Эйдан ничего, в принципе, не держало. Отец, если и расстроился, то исключительно из-за того, что не состоялся выгодный для его дел брак. Вряд ли он скучал по нелюбимой дочке.
Линка не знала, помнит ли еще купец почти невесту своего сына, но предпочла как-то не рисковать. Береженого, как известно, Триединый бережет. Девушка бойко ввинтилась в толпу, как это обычно бывало в выходные дни, гомонящую на торговой площади.
Ллинара еще не успела устроиться в городе, да и в общем-то не планировала. Думала, что уже к вечеру окажется за городскими воротами и ночевать будет где-нибудь в поле, у костра. Менять планы менестрель не собиралась, однако для того, чтобы отправиться на поиски ближайших ворот. следовало для начала выбраться из толпы. Насколько девушка помнила планировку Лариаса, не слишком отличную от манеры застройки большинства городов. торговые ряды были не так далеко от центра. Ей же нужно было к окраине, к одним из городских ворот.
На какое-то мгновение Ллинаре показалось, что тот мужчина идет за ней. Девушка заполошно обернулась, ища его глазами. Нашла и увидела, как он взмахнул рукой. Менестрель с удвоенным энтузиазмом нырнула в толпу, за людские спины.
Спешка, как известно, хороша исключительно при ловле блох. Торопясь выбраться из толпы и поскорее добраться до ворот, Ллинара налетела на какую-то девушка.
- Извините, - невольная жертва менестрельской торопливости оказалась навскидку практически ровесницей Ллинары. Судя по пестрой, приметной одежде, возможно даже в каком-то смысле коллегой.

+1

4

Девчушки уже протянули гадалке открытые ладони, и гадалка приметила на руке одной из них - той, с женихом моряком, скромное серебряное колечко. Дорого за него, да еще и ворованое, не дадут, но десятинка полушку бережет...
Хвататься за руку с кольцом сразу девушка не стала - вдруг быстро заметит пропажу! - взялась за другую. Тонкими пальцами легонько размяла ладонь, открыв на свет все прожилочки. Ладошка была маленькая, мягкая, и подушечки пальцев едва-едва краснели.
- Ой, голубка моя, вижу, огня тебе Веселый Игрок дал... Шустрая ты непоседка, касаточка моя! А мамка за шитьем ночи просиживать заставляет, верно? Приданое готовить?... Так? Говорила же, все вижу, все... Ты мамку слушай, да с умом слушай... Иголками да нитками тебе путь вышит, все вижу, а уж подружек, что пуговиц, что застежек!... Вот что я тебе скажу, голубка моя! - Ллёна глянула пронзительно на оробевшую девчушку. - Коли сошьешь к свадьбе восемью восемь рубашек, да разошьешь семью семь поясов, будет к тебе жених родительский ласков да приветлив... А коли нет - отвернется от тебя Веселый Игрок, уйдет из дому прочь, и будь тебе на трижды трое детей трижды трое смертей!
Девочку такая судьба не то, что не обрадовала, - ее круглое миловидное личико побелело. Видано ли - восемью восемь рубашек да семью семь поясов! Эдак и в девках навек остаться можно! И заплетающимся языком она стала выспрашивать у гадалки, нельзя ли как избежать такого горя.
- У, касатка, кто ж против воли Кружевницы-то идет? Сложно это, голубка, сложно. - Ллёна покачала головой. Выдумывать тяжкие условия для будущего семейного счастья она была мастерица, и девчушка уже искренне верила каждому ее слову. - А, хотя, погоди, есть у меня одна вещица, только редкая она очень... но, как знать, может, и поможет тебе... - Кондор стала рыться по складкам юбки, нашаривая подходящий амулет. Обыкновенная стекляшка, всученная за приличную сумму, несомненно, спасет наивную от несуществующего рока судьбы... Погадать-то она обещала за просто так, а вот помогать - уговору не было!
Но планам Ллёны на поживу было не дано случиться. Сосредоточившись на "клиентках" и потому не успев отреагировать на шевеление в толпе, девушка и заметить не успела, как оказалась сбитой какой-то прохожей и отрезанной от подружек. Те, потоптавшись на месте, так и упорхнули куда-то.
- Ах чтоб тебя лихоманка взяла! Привратницу тебе в путь, Угодника в торбу! - не удержалась Кондор. Уж больно обидно было понимать, как исчезают перед самым твоим носом совсем близкие, казалось бы, денежки... Гневно она стала отряхивать оттоптанный подол юбки.
- Извините, - услышала Ллёна совсем близко и подняла суровый взгляд под сдвинутыми бровями на говорившую.
- Извиненья небось в кошеле не бренчат... - проворчала она, быстро схватывая основные черты спутницы. Внешне спокойная, она глубоко, точно взволнованно, дышала и то и дело бросала мимолетный обеспокоенный взгляд куда-то в толпу. "Куда это ты так спешишь? Смерть что ли, за тобой гонится?" - гадалка улыбнулась уголками губ этой мысли и, схватив прохожую за запястье и ничего не объясняя, юркнула в толпу, потом в ближайший проулок, свернула пару раз и, убедившись, что никто не побежал следом, наконец остановилась.
- Кто ж это тебя так напугал, что разум тебе мороком заложил, золотая? - отметив счастливый, солнечный цвет волос незнакомки, поинтересовалась Ллёна.

Отредактировано Ллёна Кондор (27-01-2014 00:31:46)

+1

5

Судя по брошенному гневному проклятию, Эйдан лишила сбитую девушку-гадалку заработка. Впрочем, особенно стыдно Ллинаре не было. Знала она уличных гадалок - эта красавица довольно скоро оправится от утраты близких денежек и найдет еще какую-нибудь дурочку, которую провестит о ее нелегкой доле освободит от проклятия (и лишней наличности, под шумок-то). Впрочем, менестрель все же извинилась. В каком-то роде они коллеги, ибо Ллинара сама зарабатывает себе на жизнь лицедейством и побасенками.
- В кошеле нынче ни у кого ничто не бренчит, - бросила менестрель, окидывая незнакомку цепким взглядом. С деньгами, признаться честно, у нее сейчас и правда было немного глуховато. В последнее время она скиталась по  глуши, все по глубоким деревням, более на заимки похожим. Там девушка, конечно, отдыхала душой, но пара монеток, которые давали крестьяне за пение приезжей менестрельки не могли существенно улучшить материальное положение оной. Это была одна из причин, побудивших Ллинару на ряду с необходимостью докупить кое-что из припасов завернуть в Лариас. В большом городе больше таверн, больше людей, готовых за красивый голос и симпатичное личико менестрели расстаться с кровно заработанными монетками. Дернул же ее леший!
Ллинара беспокойно оглядела снующих по своим делам людей, ища ту знакомую фигуру, обнаружить которую близко боялась более всего. Перед глазами так и вставала картинка торжественного возвращения в объятия любящего отца блудной дочери и последующей поспешной свадьбы, пока нежно любимое, но крайне не разумное дитятко снова не улучило возможность утечь в неизвестном направлении. Вся в мать, паршивка бесталанная...
Неожиданно незнакомка, цепко схватив Ллинару за запястье, нырнула в толпу, легко и ловко пробираясь между людьми. Менестрель, несколько заторможенная после всей этой маеты с то ли действительно увиденным купцом, то ли привидевшимся ей в силуэте какого-то мужика, безропотно последовала за бойкой девушкой, как-то даже и не озаботившись тем, куда ее так активно тянут.
Девицы свернули в ближайший узкий проулок, довольно чистый, как ни странно, и не пахнущий непонятно чем, затем была еще парочка узкий переулков, более похожих на простые проходы между домами. Вот здесь наличествовали уже и грязь, и не слишком приятный носу аромат. Ллинара порадовалась в кои-то веки, что в пути не носит юбок. Иначе непременно собрала бы подолом весь сор.
Наконец, они остановились в очередном проулочке. Ллинара поправила сбившуюся при быстрой ходьбе и больно бившую по боку сумку с вещами, отбросила с лица все же выбившуюся из тугой косы прядь волос и с новым интересом оглядела странную незнакомку. Грудь менестрели часто вздымалась после скорого шага, граничившего с легким бегом.
- Вот не поверишь, - светло и задорно улыбнулась Ллинара. - Родственничка жениха своего бывшего увидела. А парень-то еще и не знает, что он уже и бывший, - менестрель беззаботно пожала плечиками. Она почти не покривила душой, разве что всей подноготной не выложила. Ну шальная девка, парня бросила да сказать ему об этом теперь не знает, как. - Вот и забеспокоилась. Мало ли что...

0

6

Солнечная прохожая светло улыбалась, смотрела прямо и ясно, а, как говорят, хороший человек прямо в глаза глядит, плохой в сторону косит. Да только чувствовала гадалка, что чего-то ей не договаривают, чего-то не существенного, но что могло бы в будущем пригодиться... А у нее в работе каждая мелочь важна.
- Верю, отчего бы не верить? - Ллёна усмехнулась в ответ. - Каких только проказ не устраивает Капризная Гостья на людском пути! Чего уж тут удивительного... - Упущенных девчонок уже и не жаль стало, знать, так нужно было. Чего горевать по тому, чему уже не бывать? - беду отряхнула и пошла плясать! А уж плясать ее кровь страсть как любит...
Да и вспомнились ей недавние слова прабабки, Цинки. Не так и часто ведунья ворожила, но если бралась, так уж наверняка правду скажет. Вот и взялась она дня три назад гадать, на воде да на зерне. Долго водила худыми морщинистыми пальцами по самой окоемочке, долго глядела в водную гладь, а потом и сказала будто встретит гнедая кобылка золотую иволгу с соколиным сердцем, и коли уж приведет ее в стойло, то будет и стойлу, и кобылке огромная удача, пока солнце со звездами над землею ходят. Услышала это девушка и забыла, а теперь - гляди-ка - всплыло в памяти...
Не впервой было Ллёне слушать да разгадывать бабкины гаданья, и с малых лет знала она, что гнедая кобылка - то она сама, и уж коли не золотая иволга эта самая девушка, что перед ней, да провалиться ей на этом месте и никогда уже на коня не сесть! И сумка у нее какая-то за спиной, у простых перехожих-переброжих таких не бывает... Нет, неспроста это!
- Видно, не судьба он тебе был, не пара, - пожала Кондор смуглыми плечами. - Хочешь, золотая, нагадаю тебе на настоящую твою судьбу? Каков будет и когда повстречаешь? Ты, гляжу, не оседлая, много путей-дорожек исходила, чай, хочешь знать, куда эти пути-дорожки тебя приведут?
Уж больно ей хотелось привести домой иволгу с соколиным сердцем. У них ведь, кочевых, удача - дороже золота, нету удачи - прощай, кочевник, простись с конем, простись и с головой своей. Удачливых судьба любит.
- Ты не думай, я уж не обману. Там, - она мотнула головой в сторону улочки, из которой они вышли минутой раньше, - кто ж свое мастерство-то настоящее кажет? Кто ж из них там, суетных, правду слушать будет? Гляди только знай, медом им уши заливай, а они и рады!.. А ты мне полюбилась, ты золотая, а золотые - они счастливые! Тебе все расскажу: куда идти, кого привечать, а кого стороной обходить. А мой род Кружевница любит, порой все тайны свои нам открывает. И я тебе открою, коли захочешь! На любой вопрос отвечу, какой пожелаешь...
И, неуверенная, что это предложение сработает, девушка тут же поспешила добавить:
- Не возьму с тебя ничего, вот так ты мне, касатка, полюбилась! Это ж у нас только для господ за деньги, а уж дома-то - бесплатно! Это люди золото любят, а карты - нет, они только тех любят, у кого удача есть!

Отредактировано Ллёна Кондор (18-02-2014 01:14:10)

+1

7

- Поменьше бы таких проказ. – улыбнулась Ллинара. – Я, знаешь ли, иногда мечтаю о покое и хоть каком-то намеке на стабильность, - однако в карманах все время то густо, то звеняще пусто, а лица и места меняются настолько быстро, что уже и не упомнить всех, с кем свела Кружевница, и тем более трудно восстановить в памяти вехи пути.
Менестрель посторонилась, подобрав подол пестрой длинной юбки, пропуская редкого прохожего, вздумавшего завернуть на тихую узенькую улочку. Едва слышно звякнули на тонком запястье многочисленные медные браслеты с дешевыми подвесками, надеваемые исключительно по случаям выступлений.
- Думаешь, хорошо это – будущее свое знать? – пожала плечами Линка. – А вдруг там нехорошее что?
Был в городе, откуда родом девушка, мужик один, из купцов. Где-то на торгу бабка ему нагадала, что сгинет он от воды на тридцатом году. Настолько его переклинило на знании этом, что от водоемов шарахаться начал, даже в баню захаживать стал в разы реже. И что вы думаете? В двадцать девять лет погиб, нарвавшись в подворотне на излишне бойкого воришку. Вот и верь потом предсказаниям. Толку-то с них?
- Людям и вправду иногда лучше песню спеть покрасивее, чем истинное положение дел раскрыть, - кивнула менестрель, не раз сталкивавшаяся с тем, как упорно человек не желал замечать того, что ему не нравилось. Правда уже и сама им в дверь стучится, они сундук, железом окованный придвигают, она в окна сунется – глянь, а там уже и ставни. Хотя многих бед можно было бы избежать, смирившись с тем, что иногда все иначе, чем нам хочется. – Отчего же это я тебе так полюбилось-то? – хитро улыбнувшись, спросила Ллинара гадалку. В искренность этого сословия, как и всех, кто бродит от селения к селению, зарабатывая на жизнь от случая к случаю, девушка верила мало. Слишком уж сложно бывало, чтобы и не приукрасить маленько. – А судьбу-то знать интересно, за живое ты меня взяла, - менестрель отвела с лица пушистую рыжую прядь, еще раз мелодично звякнув браслетами. – Уж больно я любопытная. Порой так распирает, что на месте скакать готова, как дитя неразумное, лишь ответ на свой вопрос узнать.
Именно это и заставляло Ллинару, мирясь с недостатками кочевой жизни, бродить по землям и весям, шагами измеряя расстояния между городами и деревеньками. Что же поделать, если уж больно много всего на свете интересного?
- Это, видимо, общее для всех, кого ноги кормят, - качнула рыжеволосой головой менестрель. – Удачу потеряешь – и пиши пропало. Пока везет, то и кров будет, и звонкая монетка в кармане. А как прогневишь Кружевницу, то едва ли не на ровном месте спотыкаться начинаешь.

0

8

"Ну уж кто нынче о покое не мечтает", - подумалось на миг Ллёне. Ей бы и самой осесть где-нибудь, жениха пора бы уже приглядывать, а она все по свету носится, глупая. Да что поделать, такая у нее кровь, а против нее не пойдешь. А эта прохожая наверняка ходила по свету не оттого, что сердце неутомимо звало в путь. И кто бы она не была, что иволги, что соколы свое гнездовище имеют.
Но что-то сродное с этой девушкой у гадалки все же было. Видимо, такая же обитательница шумных площадей и собирательница завалявшихся медяков из карманов. Разве что поблагородней, может, и из семьи хорошей, зажиточной, хотя из доброй семьи девки-то не бегают.
- Думаешь, хорошо это – будущее свое знать? А вдруг там нехорошее что?
Кондор никогда об этом не задумывалась. Гадания приносили ей деньги, вели ее всю жизнь по тайным, мало кому изведанным тропкам, и при удачном толковании всегда шли на пользу. А уж то, что не смогла правильно растолковать, - так то ее вина! Так что Ллёна не видела в подсказках Кружевницы ничего предосудительного, что и поспешила сказать:
- А чего дурного? Сама небось себе везде солому не подстелишь, а к кое-чему на своем пути порой не всегда бываешь готов. А так есть хоть время поразмыслить да подготовить себя. Глядишь, недоброе и мимо пройдет... Отчего полюбилась? Так говорю же, золотая ты! Моя кровь знаешь как золотых любит? Что монеты, что солнце, что степь, что людей - так-то! Слыхала небось, мол, говорят, моя кровь детей малых ворует? Врут, конечно, да вот только если и воруют, то выбирают посчастливей, посолнечней, - девушка знала, что ее родня вполне проворачивала и такое, и порой шальные утаскивали миленьких детишек, но уж точно не для того, чтобы варить из них суп чертям, как стращали своих малышей дородные клопотливые мамаши. Уж кто-кто, а детей в ее роду очень любили и баловали, причем всей женской частью табора. Но, как и вся ее родня, Ллёна уверенно всегда отрицала все обвинения.
И все же прохожая явно была не против узнать свою судьбу и не сопротивлялась предложению Кондор, и в глубине души гадалка радовалась такой удаче.
- Тогда, касатка, подумай хорошенько над вопросами. Путь может и недолгий, да времени должно хватить. Путано спрашивать начнешь, так и мои карты пошалить вздумают, в ответ еще сильней запутают, а там уже даже самая премудрая  гадалка правду от выдумки не отличит. Ну, идем!
И, поправив платок на голове, девушка быстрым шагом двинулась по улочкам, звеня побрякушками. Со стороны казалось, что ее мало заботило, следует ли за ней новая знакомая, но Ллёна все же прислушивалась и порой скашивала глаза в сторону, поглядывая, не потерялась ли где ее иволга. Своего угла в Лариасе у нее, конечно, не было, но ее приняла большая родня - не по прямому родству, но по степной крови, - осевшая тут. Привести в ним в дом удачу будет вполне доброй отплатой за кров... А город гудел, бурлил и, проскальзывая среди людей, как юркая рыбка, девушка порой останавливалась и искала рыжую глазами.
- Только кошель береги, если, конечно, есть чего беречь, - хмыкнула она, не особо обольщаясь на этот счет.

+1

9

- Не знаю, - пожала плечами Ллинара, памятую о слышанной истории. – Я тебе вот что скажу, гадания-то, может, и приносят пользу, но и погубить могут.  Няня в детстве рассказывала мне, что под вечер как-то собрались подружки погадать на суженого-ряженого. Как водится, посмеялись да и разошлись. Вот только одной из них неудачное что-то выпало: то ли в старых девах остаться, то ли мужа дурного себе увидела, – менестрель потеребила тонкий браслет на запястье. – Утопилась, дурочка. И много я таких историй услышала, пока по кабакам, трактам да тропкам сапоги стаптывала.
Люди текли и текли мимо двух заболтавшихся девушек, время от времени кто-то из прохожих неаккуратно задевал одну из них плечом. Красавица морщилась, но от беседы не отрывалась.  Очень много общего оказалось у менестрели с гадалкой. Обе яркие, живые, стремящиеся показать себя и врезаться в память намертво, а еще – жизни не представляющие без дорог, пыльными лентами ложившихся под сапоги. Смешно сказать, но даже оежда у них была в чем-то похожа.
- Знаю я вашего брата, водила знакомство, - усмехнулась Ллинара. – Так что про детей, которых вы не воруете, можно не петь. Хотя осудить не могу – у вас малышне в таборе хорошо живется, их женщины балуют едва ли не больше, чем родная кровь подчас. Наверное, оглянувшись назад, я бы не отказалась, чтобы и меня вот так с родительского двора умыкнули в детстве, - отец едва ли когда-то любил свое дитя, на поверку оказавшееся столь же неуемным, как и его матушка. В мягком месте у девчонки вертелось даже не шило, а орочье копье, толкавшее на разного рода подвиги.
Придерживая подол длинноватой юбки, Линка зашагала следом за гадалкой, мелодично позвякивая многочисленными браслетами на ходу. Город жил своей жизнью, люди сновали туда-сюда по своим делам. Иногда менестрель теряла из вида свою новую знакомую, будучи отделенной от нее каким-нибудь прохожим. Уж больно быстро и ловко просачивалась сквозь толпу гадалка.
- Где же ты научилась так ловко меж людьми ходить? – поинтересовалась Ллинара, догоняя девушку и едва удерживаясь от соблазна ухватить ее за локоток. Долго молчать менестрель, наверное, в силу профессии, не умела, а потому усердно искала тему для завязки беседы.
- Да уж, - усмехнулась Лина. – Не хотелось бы мне потерять последние монетки. С ними и так не густо.

0

10

Ллёна слушала свою золотую знакомку очень внимательно, хватала каждое слово, хотя внешне вовсе не подавала виду. Любое словцо, пророненное случайно, могло потом пригодиться ей.
"Нянька, значит. Таки из богатой семьи девка. Вишь, повздорила, за нелюба не пошла. Оно и верно, чего волю на того, кто сердцу противен, разменивать".
- Дурочки, вот и топятся, - бросила она в ответ на историю. Она и сама таких историй слыхала немало. Но уж дело тут не в гадании, а в человеке, что за него берется. - Топиться-то - дело несложное. Ну выпало в девках остаться, велика беда. Беда, конечно, но мало ли есть способов суженого к себе привлечь, коли уж очень невтерпеж. А может, разгадать верно не смогла, что выпало. Всяко бывает... - "...когда неумехи за дело берутся".
"По кабакам да по трактам, значит, - продолжала тем временем проворачивать в своей голове Ллёна. - Не моего ты ремесла мастер, кто тогда? Певичка, что ль? И в суме скрипку какую звонкую тащишь? Что ж, дело-то неплохое. И поколотят, только если уж совсем как петух горланишь. Вот верно говорят, кто песни поет, к тому беда не идет. Видно, и правда счастливая она. Али песни просто хорошо поет. А была б беда, давно убежала бы под родительское крыло. Хотя, наверное, нет. Гордая она, коли так глянуть..."
Ллёна тоже была гордая - но в ней говорила ее горячая, степная кровь. Она бы тоже за нелюба не пошла. Да ее бы никто силком и не тащил бы, правда. Но бежать из под крова отчего она бы точно не стала. После почти двух десятков лет, проведенных вдали от родной крови, ей казалось, что она не стала бы. Но уж у каждого своя голова на плечах, что теперь-то иволгу за былое судить. Может, и правда припекло ей дома. И фраза девушки:
- Наверное, оглянувшись назад, я бы не отказалась, чтобы и меня вот так с родительского двора умыкнули в детстве... - только подтвердило мысли гадалки.
Находясь больше в своих мыслях, чем в разговоре, Кондор проскальзывала мимо людей, точно какие лесовики в густой непролазной чащобе. В итоге свою спутницу она постоянно обходила и теряла в толпе. В очередной раз поджидая ее, Ллёна успела сговориться с торговкой и раздобыть с десяток сдобных пирожков за пару десятинок, благо, уже заработанное вполне позволило ей такие гостинцы. Когда из толпы вынырнула и золотая знакомка, девушка уже заворачивала их в пестрый платок.
- Где же ты научилась так ловко меж людьми ходить? - поинтересовалась у Ллёны спутница.
- Сразу видно, не хитростью да ловкостью ты своей работаешь, касатка. У меня в работе всякое бывает, вот я с малолетства и научилась среди людей ходить... а порой и таиться, коли нужно, - девушка красноречиво глянула на собеседницу. Та поймет, не наивная же девчушка, первый раз выпущенная родителями в город. Но толпа толпой, шум шумом, а осторожность надо соблюдать. Никто степняков вроде нее не любит, глядишь, еще обвинят в чем...
И путь продолжился, но теперь Кондор старалась не терять рыжую из виду. Скользнув еще в пару переулков, гадалка подвела спутницу к небольшому дому, не слишком богатому, да и внешне не очень-то отличавшемуся от окружающих его построек, разве что с весело расписанными ставенками на окнах.
- Тут и живет моя кровь. Они мне не совсем родня, но у нас свой род везде привечают, - обратилась к иволге Ллёна. - И тебе будут рады, - произнесла она с уверенностью. Уж коли бабка Цинка признает рыжую золотой иволгой, приносящей удачу, то ее уж точно с радостью приветят. - Только сначала надо моей бабке поклониться. Она пуридаи нашего рода - не глава, но мудрая советчица и наставница. Есть такие в твоем роду, золотая? Коли не она, пропасть бы мне, забыть мою кровь, все на свете забыть. Моя бабка к тому ж - настоящая шувани, ведунья, по-вашему, - с гордостью рассказывала Ллёна, пока вводила гостью - не в сам дом, но по узкому проходу, перегороженному калиткой, во внутренний двор. - Уж она никогда ни в чем не ошибется, коли и я что не угляжу. Как она скажет - так тому и быть, так-то!
Из тени прохода девушки выскользнули на свет, на светлую, залитую солнцем, траву. Двор был уставлен маленькими цветастыми кибитками, кое-где медленно топтались лошади, фыркая и встряхивая блестящими гривами со звенящими бубенцами. На звуки шагов и голоса из кибиток, и дверей дома выбежала целая гурьба босоногих детишек и с криками и смехом побежала к Ллёне.
- Бахталэ! Ллёна явда! Бахталэ!*
- Бахталэ, мири миленьки!** - с улыбкой поприветствовала их Ллёна, обнимая их, целуя и взлохмачивая черные кудри. В каждую пару ручонок было так же выдано по теплому пирожку. Получив свою порцию подарков и ласк, дети наконец заметили присутствие во дворе и незнакомого человека.
- Ллёна, ада кон?*** Ты кто? Как тебя зовут? - три девочки с любопытными блестящими глазками и раскрытыми ртами рассматривали золотые волосы гостьи, указывали на них и многое другое пальцами. Мальчишки оказались проворнее и уже заприметили кошель и сколько-нибудь ценные побрякушки.
- Баро, не балуй! - Ллёна покачала головой, чуть прикрикнув на самого шустрого и, по виду, старшего. Гадалка с улыбкой подняла на рыжую глаза:
- Ты осторожней с ними. Они ловчее и некоторых взрослых, уведут что - и ты, и я не заметим. Они не по злобе, по любопытству...

______________________________
* - Привет! Ллёна пришла! Привет!
** - Привет, мои миленькие!
*** - Ллёна, это кто?

+1

11

Гадалка слушала Ллинару внимательно, и менестрель охотно болтала. В силу профессии язык у обеих девушек был подвешен правильно, так что угасание беседе отнюдь не грозило.
- Излишнее знание – тоже вред, - качнула рыжеволосой головой певичка. – Его еще и применить надобно правильно, иначе только больше запутаешься. Да и разгадать тут, наверное, действительно сложно. Мудрость нужна, да опыт. Только разве докажешь кому? – Линка хмыкнула. – За инструмент тоже вон всякий хватается, струны дерет, - девушка вспомнила, как учились играть ее детские знакомицы. Владение музыкальным инструментом считалось повышающим шансы выйти удачно замуж, вот и старались. Только брались за что-то более «благородное», нежели лютня. Арфу, например. – Только струны портят да инструмент расстраивают, а ведь за это дело тоже по уму  браться надо. Сначала основы изучить, а потом уже импровизацией баловаться.
В толпе гадалка чувствовала себя легко и привольно, как рыба в воде. Ллинара тоже старалась от Ллёны не отставать, однако пробираться между людей столько непринужденно у нее не получалось. Местами менестрель, привычная более лавировать между столиками в трактире, нежели между усердно славящими свой товар торговцами, едва ли не цепляющимися за рукав, застревала, и тогда спутнице и проводнице приходилось ее ждать.
- Есть такой факт, за что иногда и страдаю, - бесхитростно ответствовала Эйдан. – Даже жалею подчас, что не научилась в толпе растворяться. В работе-то мужчины иногда здорово мешают, от них бы среди людей затеряться, а ума на то пока не хватает, - как девушка девушку Ллёна должна была понять менестрель. Симпатичная внешность, на выступлениях подчеркиваемая яркой одеждой, звонкие украшения, бойкий голосок и мягкая улыбка заставляли некоторых индивидуумов ошибочно полагать, что добиться всяческого благорасположения хозяйки всего вышеперечисленного им будет более, чем легко. Объяснять, неверность их суждений и почему нет, иногда было достаточно проблематично.
Девушки еще немного покружили по переулкам, уже менее многолюдным, нежели широкая площадь, с которой они ушли, пока не вышли небольшому дому. Внешне строение мало чем отличалось от своих соседей, его выделяла разве что яркая роспись на ставнях.
- Дружные вы, - улыбнулась менестрель. – В беде не пропадете, руку протянете. А мне-то отчего тут рады будут? – подивилась проскользнувшей в голосе гадалки уверенность Ллинара. Она ведь не родная кровь местным обитателям, с чего бы им ее привечать?
- Я своего рода и не знаю почти, - с грустью вздохнула девушка. – Бабушка со стороны отца умерла задолго до моего рождения. А про деда в нашей семье и не говорили почти. Он был строгим и властным человеком, заставил батюшку на нелюбимой жениться. Отец его за это так и не простил, такой же ведь гордый да себе на уме, - менестрель пожала плечами. Отец всегда старался быть непохожим, подчеркивал, что на своего родителя непохож, да только как вошла дочка в пору – тоже самое провернуть захотел, за нелюбимого отдать выгоды ради. – Может, есть у меня родня со стороны матери, но я ее не знаю. Я даже матушку-то толком не помню. Очень-очень смутно, я совсем малявкой была, когда она из дома убежала. Служки говорили шепотом, что с одним из вашего рода, как раз. Мне всех родичей нянюшка и Талар заменяли.
Слова про пуридаи и поклон девушка постаралась прилежно запомнить. Обычаи степного народа были ей интересны. Она чувствовала какую-то сродственность с ними, отчасти, наверное, происходящую из  того, что ей был близок их образ жизни.
- Мудрая женщина, - уважительно сказала менестрель, вслед за Ллёной идя по узкому переходу, который, как она предполагала, вел по внутренний двор.
Девушка оказалась права, и они действительно попали во двор. На залитой солнцем яркой траве тут и там стояли пестрые кибитки, топтались лошади со вплетенными в гривы звонкими бубенцами. И снова ли дети, при виде гадалки, сразу же оставившие свои нехитрые забавы и толпой обступившие Ллену и гостью. Малявки что-то весело кричали на своем языке, тянули к знакомице Эйдан ручонки и смеялись. Гадалка обнимала и целовала их, лохматя темные волосенки. Ллинаре даже стало немного завидно, она любила детей.
- Ллинара, - представилась менестрель, непринужденным движением руки сбрасывая шаловливую детскую ладошку с кошеля. Уж это-то она чувствовать научилась. Хотя, если кто мастером окажется, то и уведет.
Одна из малявок, на вид показавшаяся самой младшей, неожиданно обхватила ноги девушки, цепко ухватившись ручонками за подол юбки. Что задумал умильно посматривающий снизу вверх ребенок, менестрель не знала, поэтому покосилась на Ллёну в поисках ответа и совета. Не удержавшись, Ллинара протянула крошке леденец. Она их очень любила и почти всегда при себе имела горсть прозрачных конфеток, ценою медяк за полтора десятка. Конфету ребенок взял и деловито сунул за щеку.
- Я уже  заметила, - сказала менестрель, позволяя одной из малявок стянуть с ее руки браслет. – Сейчас разберут меня твои мелкие на памятные лоскуточки, - дети даже у степного народа оставались детьми. Милыми и непосредственными.

+1

12

Ллёна улыбнулась, наблюдая за детьми.
- Разберут, а то ж как. У них небось не каждый день такая возможность бывает. Ну, чяворэ, побаловали, и хватит, - она напоследок приласкала еще одну малышку, Славутно, свою любимицу. - У нас еще дел полон рот. Бабушка-то где?
- Как с утра вышла на солнышко, так там и сидит с шитьем, - кивнула девочка.
- Ну и добро. Бегите, - гадалка обернулась к Ллинаре, оценивая, насколько потрепала ее малышня. Видно, не очень старались, хмыкнула она про себя. - Пойдем, золотая. День-то к концу идет, а работать надо, пока солнышко смотрит. Потом, как ночь придет, и споем, и попляшем.
Повозок на дворе стояло несколько, но, кроме детворы, никого не было видно: кто был на промысле, кто в доме. Девушка подвела гостью к кибитке, расположенной под высоким, шумящим свежей листвой деревом. На входе, освещенная еще по-весеннему мягким, теплым солнышком, сидела маленькая, сгорбленная старушка. Ее лицо с глубокими морщинами казалось отлитым из темной меди, обожженным самым пекучим огнем, осушенным всеми степными ветрами. Она куталась в цветастую шаль, на ее темно-зеленом фартуке с большими огненно-рыжими карманами перед ней действительно, как и сказали дети, лежало шитье.
- Хозяин дома ждет сына, - пояснила Ллёна. - Это для будущего ребенка, чтобы его ждала удача.
По мере их приближения до девушек донесся запах табака, гвоздики и мать-и-мачехи - старушка вынула изо рта трубку и подняла узкие темные цепкие глаза на пришедших.
- Ллёнка, что так рано вернулась, бездельница? Нешто тебя нечистый к дому гнал, а ты и радехонька? - она скривила рот. Юная Кондор поклонилась Цинке в пояс и подошла, присев на подножку кибитки у ног Цинки.
- Не серчай, бабушка. Ми ла латхьем,* - прошептала она. - Рупуй найбари чириклэ о зоралы илэ.**
Старуха ворчливо хмыкнула и пристально посмотрела на золотую гостью, не доверяя словам девушки и словно решив удостовериться самостоятельно.
- Ну-ка, золотая, подойди ко мне, - поманила она ее темным пальцем. - Не боись, дай старухе на тебя поглядеть... Вишь какая... - она с улыбкой цокнула языком. - На добро тебя моя внучка привела, что и сказать. Не обманулась дуреха. Ну, проходи, ты ж верно, за советом каким пришла.
Цинка потянулась к посоху, оставленному рядом. Он, по сути, был обычной отполированной, обожженной палкой, но по всей его поверхности бежали маленькие черные трещинки, сплетавшиеся в диковинный узор. Опираясь на него, старуха зашла в кибитку, жестом поманив девушек за собой. Внутри оказалось два тюфяка, накрытых пестрыми накидками с бахромой, несколько подушек, ящиков, деревянный сундук, старый, исцарапанный, а потому тоже прикрытый платком. Стены были разукрашены желтым и красным, и оттого вливались в общую атмосферу красочности, увешанные разнообразными вещами на крючках: рубашками, накидками, потертыми котомками.
- Плохой гость за куском идёт, хороший - за беседой. Куска у нас-то нету, поневоле доброй гостьей будешь. Садись, золотая, - Цинка уселась на тюфяк и похлопала ладонью по месту рядом с собой. - Ллёнка, чего без дела топчешься? Иди воды нагрей, трав для гостей не жалеют!
Девушка кивнула и тут же вылетела из кибитки. Вскоре где-то недалеко загремела утварь.
- Вот так-то. Это ж у внучки-то в горле птички поют, а у бабки только жаба в брюхе квакает... Ну, золотая, дай-ка я тебя разгляжу хорошенько. Как звать-то тебя?
Имя гостьи старуха долго смаковала, пожевывая губами.
- Хорошее имя. Твое, - кивнула она. - Уж нынче так не говорят, а раньше так девок огненных всегда называли. Верно, из родни кто нездешний был, а? - ведунья прищурилась. - По говору слышу, местная. Токма не зовут так здешние ребятню свою. Вишь, огненная... - пробормотала она еще раз. - Да, не говорят сейчас. Еще и тянут так, по-новому. Раньше так не было. Вроде, от эльфов пошло, кто ж уже теперь разберет. Нонче вон и я свою приноровилась так звать. Мать-то ее совсем не так нарекла, ну да я дело поправила... А ты, золотая, тоже, погляжу, без матери росла? У всех у вас норов другой, глаза другие, - старуха взяла в свои маленькие сухие ладони светлую девичью руку. - Ну, спрашивай старую, что хочешь, самое заветное. А уж на ближний путь-то твой моя Ллёнка тебе потом нагадает, у нее уж рука да глаз на то набиты.
______________________________
* - Я ее нашла.
** - Золотую маленькую птичку со смелым сердцем.

Отредактировано Ллёна Кондор (12-03-2015 20:31:09)

+1

13

Карты старые лягут, как веер
На платок с бахромой по краям,
И цыганка сама вдруг поверит
Благородным своим королям...

Дети степняков оказались не сильно отличными от обычной малышни, разве только более бойкими, юркими и ловкими.
- Новая игрушка? – рассмеялась менестрель, легонько поглаживая прилипшую к её юбке девчушку по темноволосой головке. Ребенок счастливо посасывал выданную конфетку и цепко сжимал в ставшей липкой лапке часть подола Ллинары.
- Хорошие они у вас, живые, - сказала обернувшейся Ллене девушка, провожая взглядом улепетнувшую малышню. Что-то подсказывало, что это может оказаться и не последняя её встреча с этими детишками.
Менестрель пошла вслед за новой знакомой, попутно осматриваясь по сторонам. Двор казался полупустынным, когда с него убежала гомонливая детвора.
Под раскидистым деревом, дававшим плотную тень и прохладу, стояла кибитка. На вход ее в лучах солнца грелась пожилая женщина, самая удивительная из тех, кого видела за свою короткую жизнь Ллинара. Лицо ее, обветренное, кажется, всеми ветрами Триона, избороздили глубокие морщины, однако все равно она была красива, на вкус менестрели. Красива какой-то особенной внутренней красотой, которая не утекает, как овода сквозь пальцы, с годами. От обилия цветов на одежде старушки рябило в глазах – были здесь и темно-зеленый, и огненный оранжевый и еще какие-то.
- У вашего народа принято вышивать вещи наудачу? – тихо поинтересовалась Ллинара у Ллены. Традиции степного народа живо интересовали девушку, не прекращавшую оглядываться по сторонам.
От пожилой женщины пахло крепким табаком, гвоздикой и чем-то еще, что Эйдан, не слишком сведущая в травах, различить не могла. Девушка уважительно поклонилась старушке вслед за своей новой знакомицей, немного смутившись под цепким взглядом темных глаз. На миг в груди вспыхнуло ощущение, что женщина читает душу.
Ллинара послушно сделала шаг навстречу пожилой женщине, не совсем понимая, чем вызван ее интерес.
- На добро? – удивленно переспросила девушка, маскируя за этим растерянность от предположения.  Изначально менестрель явилась сюда по зову Ллены, непонятно как вызвавший такое доверие, чтобы Эйдан пошла за ней. Однако теперь, наверное, действительно не грех будет испросить совета у мудрой женщины.
- Не знаю, - честно ответила, пожав плечами, Ллинара. – Изначально – потому что Ллёна пригласила, а теперь… Не знаю.
Повинуясь жесту пожилой женщины, менестрель поднялась в кибитку, снова с любопытством оглядывая новую для себя обстановку. Надо сказать, она была довольно проста: два тюфячка под пестрыми накидками с пушистой бахромой, такие же яркие подушки, какие-то ящички и побитый временем сундук под разноцветным платком. Удивительно, что вся эта яркость прекрасно гармонировала с раскрашенными желтой и красной красками стенами, хотя рассмотреть их за развешанными на крючках вещами было затруднительно.
Ллинара послушно опустилась на тюфячок, аккуратно пристроив рядом с собой зачехленную лютню и дорожную сумку.
- Ллинара, Ллинара Эйдан, - представилась менестрель, и сама рассматривая хозяйку кибитки поближе. А та, услышав имя гостьи, надолго задумалась.
- Имя мама придумала, - девушка пожала плечами. От упоминания о матери в груди что-то неприятно кольнуло, то ли обида застарелая, то ли еще что-то. – А почему огненная? Это из-за волос вы? – менестрель дернула себя за пушистую медно-рыжую прядку. Действительно интересно было, что увидела в ней старая Цинка.
- Да, - кивнула менестрель. Хотелось спросить, как мудрая женщина догадалась, но та уже начала пояснять. Сухие теплые ладони поймали руку девушки. – Глаза другие? Какие? – вот уж загадки одна за другой. У менестрели уже и голова кругом пошла.
Над тем, что можно было бы спросить заветного, Ллинара задумалась. Вопросы приходили в голову один за другим, но девушка отбрасывала их с той же скоростью. Все это было несущественно, не важно.
- А увижу ли я когда-нибудь свою маму? – вдруг спросила менестрель, неожиданно даже для себя самой. То ли был он навеян предыдущей беседой, то ли и вправду ждал своего часа где-то в глубине души.

+1

14

Девушка явно понравилась степной ведунье, она поглядывала на рыжую из щелки черных глаз, да куда проникновенней, чем когда-либо могла посмотреть ее внучка или кто-либо еще из их степной крови.
- На юге Великих Степей, что близ Джиалы, нарекали раньше девок... Давно... - старуха вздохнула. - Так и звали на том старом наречии - "огненная". Имя, вишь, такое... Токма не от того огня, что травы жжет да зверье губит, а от того, что светит, греет да ластится. Что близких сердцем в ночи подле себя собирает. Нет, не зовут так нынче, не слыхала... - Цинка протянула руку и ласково провела шершавыми, темными пальцами по золотым прядкам гостьи. - Может, по волосам мамка твоя и нарекла, как знать. Может, помнила она что...
Степнячка замолчала, переводя дух. Откуда-то снаружи донеслись звонкие детские голоса - и снова стихли. В кибитке летала светлая солнечная пыль, оседала на расшитых накидках и вновь взлетала от дуновения озорного ветерка. Шувани чуть мяла молодую ручонку, словно сидя в легкой задумчивости, а про себя поглядывая на пальцы да на ладошку Эйдан - примечая, запоминая.
- Что? - наконец отозвалась она, словно запоздало услышав вопрос Ллинары. - Глаза какие? Э, да разве объяснишь! - она хрипло хмыкнула. Тонкие губы растянулись в усмешке - уголки ее затерялись в ряби морщин. - Какие-какие... В поиске, что ли. Без столпа в доме, с ветрами в голове... Видала когда-нибудь щенят без суки али медвежат без большухи? Об отце они и не пекутся - то ли дело без мамки! Мечутся, заблудшие, что путяницы на гиблых местах... Ну да ладно о том. Говори, что надумала, золотая?
- А увижу ли я когда-нибудь свою маму? - тут же отозвалась иволга. Цинка и бровью не повела, будто спросили у нее именно то, что она и ждала услыхать, будто иного ничего и не могли спросить. Степнячка, похоже, была довольна - не обманулась в девке. Ведунья тут же заглянула в синие глаза и долго смотрела в них, ища того, чего не нашел бы, пожалуй, никто на этом свете, окромя ее да еще, быть может, каких прорицательниц из далеких заморских краев. Она словно замерла скалой, только чуть дрожали редкие, белесые ресницы, а черные глаза все копались, рыскали где-то внутри рыжей. Наконец старуха приоткрыла рот, словно готовясь что-то сказать, но так и не выпустила ни звука. Лишь по прошествии еще минуты слабые плечи дрогнули, и степнячка глубоко вздохнула:
- Увидишь, золотая, - кивнула Цинка: даже не кивнула, а едва поникла седой головой. - Только пройдете мимо друг друга, как чужая кровь: ни она тебя не признает, ни ты ее. Лишь потом поймешь: да будет уж поздно.

Отредактировано Ллёна Кондор (17-05-2015 16:45:41)

+1

15

Старая степнячка смотрит цепко, проницательно, словно в самую душу заглядывает, но Ллинаре, против обычного, это почему-то не только не мешает, но даже и как-то умиротворяет. Невольно вспоминается отчего-то нянюшка, отчего на губах девушки расцветает улыбка. Рассказ пожилой женщины менестрель слушает внимательно, старательно запоминая то, что она говорит. Нечасто удается в жизни встретить кого-то столь мудрого, потому девушка ловит себя на том, что рядом с Цинкой вновь ощущается себя ребенком, босоногой пигалицей со встрепанными огненными волосами в светлом платьице.
- Хотелось бы мне в действительности быть таким огнем… - Эйдан мечтательно вздыхает и светло улыбается, когда шершавые пальцы пожилой степнячки касаются волос, ласково перебирают рыжие прядки. Так и хочется мурлыкнуть, как довольной кошке. – Греть кого-то… А то вся жизнь – дорога без конца и цели, - девушка хмурится, сердясь на саму себя за эти слова и это гложущее ощущение пустоты, бесцельности. – А имя-то я, к слову, и не знаю, кто мне дал… Могу разве что предположить, что не отец.
Из-за стенки кибитки слышатся звонкие детские голоса, заливистый смех малышей, о чем-то задорно спорящих. Но он быстро стихает, уносится в сторону непоседливыми ножками маленьких степняков. Менестрель задумчиво смотрит на пляшущую в косом луче солнечного света, пробивающегося откуда-то снаружи, пыль, кажущуюся искрящейся и радужной. Ладошка так и остается к теплой руке старой Цинки, то разминающей ее, то водящей пальцем по линиям на ней. Происходящее на миг кажется каким-то ирреальным.
- И всю жизнь быть такой путяницей? – глухо спрашивает Ллинара, обдумывая слова степнячки. Что-то в них есть такое, что невольно в душу западает, тревожит ее. По сути, поиск и увел когда-то девушку из этих краев, подтолкнул к дороге, по которой она с тех пор и летит, как перекати-поле над землей. И сколько бы осесть не пыталась – не выходит, что-то срывает каждый раз менестрель с места, заставляя вновь выходить на тракт и растворяться в тумане, бродить от трактира к площади, да от помоста в базарный день к корчме.
Видимо, вопрос Эйдан был предсказуем, потому что на лице старой Цинки не появилось и тени удивления. А может и вправду знала, что на волне предыдущего разговора покажется самым важным. Пожилая женщина вдруг поймала взгляд девушки, замершей и не умеющей отвести взора, да и тоже застыла каменным изваянием. Живы на лицах обеих остались только глаза.
- Но почему? – выдыхает Ллинара, услышав ответ на свой вопрос. Губы менестрели сжались, а личико побледнело, ярко выдавая переживания девушки. Ей не дано понять, как может быть так несправедливо – встретить ту, которую подсознательно искала во встречных женщинах едва ли не всю свою жизнь, и не узнать ее. Губы подрагивают, а в глазах блестят слезы.

0

16

Волнение рыжей Цинка, конечно же, заметила, но никак на то не откликнулась, отказав лишь загадочно:
- Оттого, что явится она тебе не такою, какой ждешь ее встретить, золотая.
Больше о том старая степнячка ничего не сказала, видимо, решив, что открыла Ллинаре достаточно. Напротив, вернулась к первому вопросу рыжей.
- Всю жизнь, говоришь? Нет, не вижу я того... - старуха вдохнула и смолкла на мгновение, готовясь к долгому ответу. Как знать, может, открыто говорить о судьбе гостьи ей не хотелось, а поделиться знаньем с молодухой, пришедшейся ей по сердцу, - очень даже. Обдумав хорошо ответ, Цинка начала тихо да хрипловато говорить: - Ну слушай тогда. У нас в старину говорили, что мурш да румны... мужчина да женщина по-вашему - две половины одного и того же. Да вот не только так бывает. Каждый, кто по земле ходит, завязан с кем-то другим: муж - с женою, а мать - с дитятем своим... Много таких пар заплетено. Хозяин с рабом, бывает... Ну, мы-то вольными от роду ходим, а коли кто рабом народился, али рабов иметь попривык, тот ужо без половины своей - как потерянный. Земля с небом, да месяц с солнцем - все одинаково, все так и сотворено, чтоб пару свою иметь. Вот мать и дитя - тоже одно, а коли кто-то свою половину потеряет - быть ему твоей путяницею. И такая крепкая эта связь, что коли жену кто разлюбил, то и дети не нужны, потому как они - одно... Девкам легше. Мать потеряла - так хоть в дитяте своем пару отыскать сможет. Али вон, как мне на старости лет Кружевница - доброй пряжи ей в руку - Ллёнку послала... эх... Мурш по-иному устроен, ему порой без половины вольнее живется. Румны же ищет во всем цельности да полноты и связи, потому как сердцем живет, а сердцу привязаться к кому-то завсегда надо...
Где-то совсем недалеко за тонкими стенками кибитками слышался - хороша на помине! - тихий напев Ллёны, хлопочущей где-то над звенящей утварью.
"На руке три линии
Лепестками лилии:
Это жизнь, а это я,
А вот там - судьба твоя.
Чему быть по линиям -
Всё покрыто инеем...
Зорче под ноги смотри,
А не то споткнёшься,
Уходи - не уходи,
Всё равно вернёшься..."

Голос приблизился и стих. В кибитку, чуть шурша юбкой, пестрой тенью забралась Ллёна, придерживая обмотанными тряпкой руками маленький котелок с горячим душистым отваром. Девушка молчала, стараясь привлекать как можно меньше внимания, но словно продолжала мурлыкать себе под нос ту же мелодию - а может, и сама оборванная песня неуловимо последовала за степнячкой. Цинка тоже смолкла, но словно совсем не от ее появления. Молодая гадалка приподняла тяжелую крышку сундука, порылась там, чуть постукивая чем-то, и осторожно закрыла его, поправив полосатую накидку. Так же бережно поставила сверху большие, плоские глиняные чашки, не расписанные и даже немного грубоватые. Опустившись перед сундуком, Кондор стала с привычным видом разливать по ним сладкий золотистый отвар. Облако пара обволакивало смуглое девичье лицо, отступало и рассеивалось в солнечном свете, браслеты позвякивали и играли в лучах от каждого движения руки. Ни Ллёна, ни Цинка не глядели друг на друга, словно девушки тут и не было, словно внимание одной все ушло на чашки, а другой - на рыжую гостью. И тем не менее каждая следила за другой, ловя каждое движение: "не-прикрикнет-ли-старая", "не-прольет-ли-непутевая".
Непутевая не пролила.
- Тут мятка, трава пчелиная... Ясенца заварила, бабушка, - Ллёна подвинула чашку к старушке.
- Ладно, ладно тебе... - отмахнулась ведунья, внучкой все же довольная. - Бери, золотая, после полуденного солнца-то дело хорошее. - Цинка подхватила ладонью тяжелую чашку, и рука ее совсем не дрожала. Она подула на отвар, и чуть отхлебнула, причмокивая тонкими губами. - Хорошее... - повторила она удовлетворенно и, потягивая душистую воду, стала слушать рыжую девушку, не спросит ли еще чего.
- Свежести даст, - ободряюще улыбнувшись, юная Кондор протянула Ллинаре одну из чашек. - Даже в самый жаркий день.

+1

17

Слова старой Цинки в очередной раз заставили Ллинару задуматься. Что-то было в них такое, что цепляло за душу и заставляло остановиться, попытаться переосмыслить сказанное, вновь и вновь прокручивать в голове одну и ту же фразу - "Оттого, что явится она тебе не такою, какой ждешь ее встретить, золотая". Девушка поняла вдруг, что мать для нее - размытый образ, яркое цветное пятно, но не живая женщина. Менестрель нередко фантазировала, какой она могла бы быть, но от раза к разу черты менялись, не складываясь во что-то устоявшееся. Может быть, это отпечаток того, что Линка матери и вовсе не помнила. Та ушла, когда дочка была совсем еще крохой. Откуда-то в памяти вдруг отложились чуть волнистые медно-рыжие волосы и тяжелые серьги желтого металла, но Эйдан не была уверена, что это - не ее собственная фантазия. Отец был темноволос, как и все его родные. Иначе, как от матери поэтому огненную шевелюру ей унаследовать не от кого.
- А я ведь не представляю ее себе вовсе... - тихо и как-то глухо признается пожилой степнячке девушка и поднимает на нее полные растерянности глаза. - Как вы думаете, если бы этой встрече суждено было быть... Она принесла бы мне что-то хорошее?
Этот вопрос также пока оставался для менестрели без ответа. почему-то встреча с матерью, так остро желанная ранее, немного поблекла после слов Цинки. Нет, это не отчаяние от предсказания... Скорее раздумье. Ведь у матери был шанс найти свою дочь, даже выкрасть, но она не воспользовалась им, даже не пожелала ненадолго увидеться. Стоит ли теперь травить душу?
- Большую часть, как сбежала - так точно, - поправилась Эйдан, думая. что старуха как-то догадалась о том, что не всю жизнь скиталась девушка. Когда-то у нее и дом свой был, хотя и чуждый.
Историю пожилой степнячки Ллинара слушала, затаив дыхание. Рассказчицей Цинка оказалась просто удивительной - голос ее звучит вроде мерно, как шорох дождя, но в тоже время и переливается оттенками, завораживая. Менестрели думается, что она такого мастерства достигнет еще не скоро, если вообще сумеет.
- А я ни к кому сердцем не привязана. ни к кому и ни к чему. Раньше было что-то, нянюшка с Таларом, да только и это ушло, померли они. А больше ни к кому в дороге душою прикипеть и не успеваешь, - грустно сказала девушка, немного помолчав. В душе вдруг шевельнулось подозрение - а хотела ли? Вдруг подумалось, что дорога и лютня - это не только и не столько средство заработать себе на жизнь после ухода на вольные хлеба от отца, но и возможность избежать привязанностей. Сегодня - здесь, завтра - там. Познакомилась да и разбежалась, пока ничто еще не держит, да душу не рвет.
Из-за стены снова послышалась песенка, только на этот раз голос Ллёне, знакомице Эйдан принадлежал. Девушка улыбнулась, слушая ее. Вскоре и сама певица в кибитке оказалась, шурша метущими по полу юбками. в руках у степнячки был котелок. Теперь все трое молчат, только Ллёна негромко мурлычет что-то себе под нос.В воздухе поплыл тонкий аромат чая с травами.
- Мята, - улыбается менестрель, буквально расцветая. Этот запах напоминает девушке о таком далеком уже детстве, когда нянюшка вечером обыкновенно заваривала травы, а потом Линка бежала к Талару и приглашала его к столу, и все вместе пили восхитительный чай с печеньем. Это было счастье, счастье, уже недоступное. Рука, принимающая чашку от старой Цинки, вздрагивает. Отвар из нее выплескивается на пеструю юбку менестрели. обжигая колени. Однако Эйдан этого словно и не чувствует. Плечи вздрагивают, а по щекам ручьями бегут слезы. Девушке стыдно, мучительно стыдно за себя, но остановиться она не может. Только с глухим стуком ставит на суднук чашку, з которой прлила достаточно уже воды, и отворачивается, пряча лицо.
- Простите, - шепчет менестрель. - Простите.

0

18

Гостья вдруг вздрагивает, расплескивая отвар, лицо чуть краснеет и глаза ее наполняются влагой. Молодая степнячка тут же бросила быстрый - чтоб не заметила - взгляд на старуху. "Неужто ее рук дело опять?" Бывало, плакали от ее слов девчата, коли кто к ведунье добирался все ж сквозь цветастую да цепкую толпу других гадалок. Бывало, и прогоняла кого тогда Цинка. Денег за советы не брала, да и давно уж отошла от этого ремесла, а оттого была себе на уме: хотела - отвечала, хотела - гнала взашей. И отчего бабка так решала, Кондор никак не могла взять в толк. Ну да резон, видно, у шувани-то был.
Вот и теперь - никак отказала чего девке, а та вот не выдержала... Али нет? Сидела ж вроде ничего, никаких глаз на мокром месте. А тут вдруг...
Ллёна придвинулась к девушке, прикоснулась к плечу, другой рукой придерживая горячую чашку, чтоб не ошпарилась посильней. А лицо у этой иволги такое было: сначала словно бы и обрадовалась, а потом...
"Да нет, тут что-то другое. Эта просто так не станет. Никак вспомнилось ей что?.."
И такое бывало - натолкнут слова али еще что на мысль, и уйдешь за ней, сам того не замечая.
- Ну, что ты вдруг, золотая? Только-только нонче веселая была. Слезы, они ж только под добрую песню хороши, там как самоцветы блестят, а тут к чему?.. - Ллёнка, пошарив у себя в юбке, достала желтый платок и протянула его рыжей. - Накась, оботрись. Что за толк от воды соленой?
А старуха все молчит, знай потягивает, чуть хлюпая, кипяток, да смотрит пронизывающе темными глазами на девушек. А Ллёна, все гадая, отчего это ее иволга (как бы не ушла, не отвадила только-но приведенную удачу) вдруг стала носом хлюпать, продолжила:
- Рассказала б, может, беда у тебя какая за плечами?..
От таких слов внучки бабка прыснула в кулак, но так ничего и не сказала. Видать, знала еще что. Молодая гадалка недоуменно глянула на нее.
- Дура ты, Ллёнка, - только и отрезала старая, недовольная такой недогадливостью ученицы. - Какая у ней беда нынче!
"Что с вас взять, непутевых," - так и говорил весь ее чуть усталый, насмешливый и спокойный вид.
- Только хорохоришься, сердце ястребиное. Не ушло оно, - наконец, проговорила Цинка гостье. Ллёнка только то и дело переводила любопытно взгляд с одной на другую. О чем это они таком говорили? - Али слезы б не лила тогда. Э, было б чего соромиться!
Она отставила свою полупустую чашку. Видно было по ней, что слезы ее никак не растрогали, но и раздражения не вызвали - и то ладно.
- Ты бы выпила все ж, золотая. Так-то оно легче, с холодком-то. А о дороге ты уж степнячке не говори, это я уж получше твоего знаю! В пути и братьями по крови-руде становятся. Всяко бывает, и ни часом, ни дорогой не отговоришься. Уж то, что не хочешь ты никого в сердце пускать - это дело другое... да и неверное, обманное. Кружевница сама рассудит, как оно лучше, она-то попрозорливей вашего будет. Сама подкинет кого надо - а ты только головой думай, чтоб разглядеть.

0

19

Быстрый взгляд Ллёны Линка заметила, даже попыталась степнячке улыбнуться, хотя и вышло кривовато да странно: улыбка сквозь ручьями текущие по щекам слезы, которых менестрель отчаянно стыдится. Теплая рука ложится на плечо, и девушка чуть заметно вздрагивает от неожиданности. Хорошо, что Ллёна чашку придержала предусмотрительно, так что отвар горячий снова на юбке да коленях не оказался.
- Вспомнилось-вздрогнулось, - призналась Ллинара. - От чая так травами пахнуло... Знаешь, как в детстве. И так остро жаль былого стало... Сразу вспомнились нянюшка и Талар - единственные родные мне люди. Нет их уж давно, вроде даже и память должна быльем порасти да пылью подернуться... Ан нет. Каждый раз, когда вспоминаю, как живые их лица перед глазами стоят... И каждый раз плачу, - менестрель вздохнула, принимая платок из рук степнячки и утирая им мокрое от слез лицо. Стыд какой... Девушка еще раз вздохнула, стараясь отогнать от себя ненужные эмоции и переживания, вернуться к прежнему светлому и счастливому настрою, чтобы не портить настроение так радушно принявшим ее бабушке с внучкой.
- Беды и вправду нет, - Эйдан улыбнулась уже вполне искренне и спокойно. - Просто грусть и тоска по ушедшему, но это бывает, это вполне исправимо. Когда мне плохо, то я танцую или пою, и все уходит.
Девушка действительно спасалась от тоски-печали песнями, танцами или простым перебиранием струн любимой лютни. Душа в такие моменты словно ускользала куда-то ввысь, где очищалась от скверны, принесшей с тобой грусть и расстройство.
- Я просто скучаю по ним, - проговорила менестрель с теплой улыбкой. - Безумно скучаю. Они со мной, в моем сердце, но иногда этого оказывается мало. Знаете, все-таки плохо одной... Иногда так хочется поговорить с кем-то надежным, проверенным временем... Посоветоваться или просто душу отвести, выговориться. Нянюшке ведь можно было рассказать всё, она даже за шалости меня не ругала особенно, если я приходила к ней и честно сознавалась в натворенном.
На губах Ллинары играет мягкая светлая улыбка. Девушка словно светится, когда говорит о людях, воспитавших ее и заменивших родителей. По сути же не было у менестрели ни матери, ни отца настоящих. Ошибка... Дочь стала ошибкой их родителей, связавших воедино две судьбы своей волей, но против желанья молодых... Кто знает, не будь этого брака, то как сплелся бы узор жизней этих двух людей? Может, они оба были бы счастливы? Как бы то ни было, но отец был несчастен, хотя и поняла это Эйдан только спустя годы и расстояния.
Слова старой Цинки зародили в груди менестрели какое-то странное чувство. правильные они были, верные... И будто бы оказалось вдруг в них что-то такое, чего давно ждала Ллинара. Все бродила вокруг да около, слепо шарила рядом, но не находила.
- Наверное, вы правы во многом, - пожала плечами девушка. - Наверное, время мое не пришло отчасти...А не хочу... Ведь неправда это, очень хочу. Просто страшно это мне. Столько раз уже отвыкать приходилось, что я как-то и бегу от новой боли.
Менестрель отхлебнула глоток терпкого отвара из чашки. Рука все еще немного подрагивала, но уже заметно меньше.

0

20

Степнячки внимательно слушали гостью. Покрасневшее, мокрое лицо ее казалось Ллёнке таким невинным, растерянным и детским. Девушка только и подивилась: взрослая да веселая ведь девка перед нею была, и не сказала б она тогда, что покоя эта певичка никак не найдет. Много всякого было за душой у самой молодой гадалки, и многих она уж потеряла на своем веку - только и плакать ей от того нынче уж не хочется. Нашла со своим былым примирение. А эта иволга, видать, нет еще, не иначе.
- Чем веселей живётся, тем больше поётся, а чем горче живётся, тем душевней поётся... - пробормотала старушка, потягивая чуть остывшую ароматную воду. - Ну и хнюпай себе носом, коли хочется. Слезы задарма обходятся: на такой товар кошель не опустеет, - шувани строго посмотрела на Ллинару. - Но попомни мои слова: покуда не отпустишь мертвых, куда они ушли, будешь плакать. А до того времени ни тебе, ни им покою не будет.
Но гостья уже, кажется, уняла воспоминания и глядела куда умиротворенней.
- Просто грусть и тоска по ушедшему, но это бывает, это вполне исправимо. Когда мне плохо, то я танцую или пою, и все уходит.
Цинка задумалась и, наконец, кивнула - уже куда мягче:
- А все ж это в тебе степная кровь говорит, золотая. Видать, и правда мамка твоя нашей крови была.
Ллёна вгляделась в приведенную ею девушку. Не походила она на кого-то ее крови, но чтобы Цинка да ошиблась... Что, если правда? Гадалка стала смотреть на рыжую настороженно и внимательно, как оглядывают дикие звери доселе незнакомого брата по роду - чуть недоверчиво и осторожно, но уже с готовностью вот-вот принять его в стаю. В какой-то миг сердце Кондор дрогнула, словно увидала она родную сестру. Того, конечно, не могло бы и быть, а все ж сродность какую ее сердце учуяло. "...Может, и правда уговорить иволгу остаться да позвать к костру?"
- Да кабы песен и плясок не было, хуже нашей жизни не сыскалось бы на всем свете. Степняк ведь только оттого и весел, голову не свесил, что песни поет... - бабка вздохнула. - Эх, а много-то я сама танцев по молодости отплясала, пока кости не стали скрипеть громче стука каблуков.
- И то верно! - тут же оживилась Ллёна, залилась на одном духу: - Чтобы горе рассеять, надо в гостях поплясать, чем зря реветь, лучше песню спеть! А ты, видать, добрые песни поешь, милая... Сыграй чего, и на душе полегче будет? - девушка ободряюще улыбнулась гостье.
Цинка поглядела на внучку, что-то, видно, поняла, разобрала в ее глазах и не стала одергивать.
- Спой, золотая, повесели старуху, - она чуть улыбнулась уголками губ, спрятавшимися в глубоких морщинах. Ведунья не глядя подвинула пустую чашку поближе к внучке, недвусмысленно намекая ей на то, что та стала отлынивать от своих обязанностей. Кондор заметила это движение, тут же проворно и так же без единого слова налила еще отвару. Снова плавно поплыло прозрачное облачко пара, тающее в солнечных лучах, что медленно густели с каждой минутой близящегося вечера.

Отредактировано Ллёна Кондор (20-06-2015 21:48:26)

0

21

Степнячки слушали Ллинару так внимательно, что ей становилось с каждым мгновением все более неловко за струившиеся по щекам слезы. То, о чем плакала менестрель, кануло в лету уже так давно, что пора было уже отпустить свою боль, да позволит и сердцу, и душе найти покой, но что-то цеплялось, как упрямый репей, не позволяя окончательно примириться с ушедшим прошлым.
- Хорошие слова, - сквозь еще блестевшие на глазах слезы улыбнулась девушка. Они ей действительно к душе пришлись, потому что опыт показывал, что так оно и было. От счастья да веселья петь так и хочется, но душа, чувство в песнях появляются тогда, когда слова их тебе действительно близки, когда ты их через себя проносишь. Да и лучшее средство выплеснуть тоску-печаль – спеть что-то заунывное и печальное, как-то вся грусть словно и выходит из души вместе с песней.
Под строгим взглядом старой Цинки менестрель невольно смутилась и опустила глаза, пряча взгляд. Права, бесконечно права была мудрая степнячка.
- Стыдно даже… - вздохнула девушка, окончательно утирая слезы со щек. – Им-то за что… И без того вся жизнь прошла в заботах, так еще и после смерти из-за меня покою не видать.
Эйдан смотрелась уже куда спокойнее и ровнее, она уже почти справилась с собой, так что о недавних слезах уже напоминали лишь слегка влажные щеки и покрасневшие глаза. Ну и мокрое пятно от чая на юбке.
- Откуда ж во мне кровь степная? – удивилась словам старой Цинки девушка, бросила на нее вопросительный взгляд. В первый момент менестрель восприняла их в самом прямом и буквальном смысле и только лишь потом подумала, что, может, шувани говорила вовсе не о том, что в ее жилах может течь кровь степняков, а о некоем сродстве душ, о музыке, что поет и в их сердцах, и в ее.
Ллинара поймала на себе внимательный, будто оценивающий взгляд Ллёны и улыбнулась ей краешками губ, и почему-то сама принялась рассматривать свою знакомую, словно видела ее впервые. Что-то новое и вправду отметила про себя девушка, что-то такое, что не глазами зришь – сердцем. Все-таки, было нечто родственное в гадалке, и теперь не казалось уже странным, что менестрель так запросто пошла вслед за степнячкой, которую и видела-то впервые в жизни. Так оно правильно было, сейчас будто все укладывалось на свои места, с легким щелком вставали детальки в предназначенные для них пазы.
- Вы, наверное, первой плясуньей были? – с улыбкой предположила девушка, глядя на Цинку. Какой-то отзвук былой стати и красоты еще виднелся, как зарница, в шувани. Она была одною из тех, кто, по мнению Эйдан, сумел состариться достойно, не погаснув и не утратив в себе нечто важное, что  и делало Цинку Цинкой.
Предложение спеть вызвало у Эйдан невольную улыбку, как-то даже польстило немного.
- С удовольствием, только вы уж строго не судите, - девушка придвинула поближе к себе любимую лютню, осторожно и бережно сняла с нее чехол и ласково огладила инструмент, попутно думая, о чем петь станет. Хотелось чего-то если не особенного, то подходящего моменту. Минуту менестрель невидящим взглядом смотрела на плывущее в солнечных лучиках облачко пара, а потом тронула струны и негромко запела:

Разными дорогами - быстрые шаги.
Инеем не трогала седина виски.
И забрызган плащ его. Ржавый кровосток.
Он по-настоящему одинок.

Кубки недопитые. Струны под рукой.
Звонкими копытами за ночной рекой.
Песни не исправлены, дни не сочтены.
Перепутье травами свило сны.

Синей птицы - перьями щерится стрела.
Песнями измерена ненависть была;
Кровью непролитою - брошенный клинок.
Только не пройти тебе всех дорог.

Странствовал в молчании, пленник немоты.
Стон во сне - нечаянный, робкие следы -
Пыль их заметала ли, прорастала рожь…
Только нераскаянным не умрешь.

Канцлер Ги - Разными дорогами

+1

22

- Вы, наверное, первой плясуньей были?..
- Да где там первой... - чуть отмахнулась старуха. Но по ней было видно: слова Ллинары ей немного польстили. - Не до того особо было по молодости.
Детей-шувани учили с малых лет, взращивая в них неведомые степные силы, передавая знания всех предшественников, - это и все, что знала сама Кондор. Сама Цинка мало что открывала ей, не увидев давным-давно в малышке и отклика своего дара. А оттого делилась лишь каплями своих знаний: то заговоры на узелках, то тайные силы трав степных - ну да, верно, так и должно быть. Всякому должно быть свое место, и ей, молодой, нечего в это лезть. Выше головы не прыгнешь.
Певичка же достала свой инструмент, и гадалка поняла, что, видать, нашла та когда-то дело по душе: вон как ласкает дерево, как сама степнячка - дорогого сердцу коня. Али сроднилась за столько лет - тоже неплохо.
Пела гостья сладко да ладно, но песня неприятно будоражила Ллёну, отдавалась тревогой в груди. Одиночество да смерть - ох не по ней это, не по ней! Не однажды доводилось девушке, как в этой песне, оставаться наедине с далекой, неизведанной дорогой, только не было отчего-то у нее такого же одиночества. Гадалка сидела, сложив смуглые руки на пестрой юбке, слушала девичий напев да почти чуяла, как выливается из сердца рыжей в песню ее печаль.
"Дай Творец, чтоб на добро тебе это было, а сердце степное уж устоит перед такой тоской".
Слушала-слушала, да не стерпела. Пусть допевает, а ей пора за дело браться. Обещала ж нагадать. Кондор достала старую колоду, не ту, которой обычно гадала на базарах. Там уж больше обманы та забавы, а с настоящей колодой играть - себе на беду. Разостлала на сундуке другой платок, специально для гаданий, чтоб все по уму было. Сложив колоду в ладошках, она стала нашептывать наговор почти в ритм мелодии, что играла Ллинара: "Стою на кленовом мосту, карта к карте, лист к листу..."
Бабка молчала, и непонятно было, слушает ли она все еще песню иволги или следит за Ллёной. Раскладывать карты при Цинке было настоящим испытанием: вот-вот придерется к чему-то старуха, щелкнет словом - точно кипятком ошпарит. Молодой степнячке сразу вспомнились все ее мучительные уроки в детстве: платок не так уложила, карты плохо тасуешь, одну от другой далеко кладешь... Что за мука! Вышколила ведунья внучку, конечно, только теперь, вновь под ее надзором Кондор то и дело ждала колких замечаний. Но их пока не следовало.
Юная гадалка хорошенько перетасовала карты, разложила их в три ряда рубашками кверху и, дождавшись, как стихнут последние трели лютни, заговорила тихо:
- Славно играешь, золотая. Грустно, но славно. Теперь и мой черед тебе уменье свое показывать, - Ллёна улыбнулась. - Обещала нагадать на путь твой, сдержу слово.
Девушка глянула в небесно-синие глаза гостьи своими черными, как озерный омут, ухватилась за ее взгляд и уж не отпускала. "В какую сторону ляжет путь ее, карты мои? Что ждет ее там?" Темные руки плавно проходились над пестрыми рубашками, то и дело вынимая по одной - по наитию, по едва уловимой дрожи в пальцах. Выбранные карты ложились сложной сплетенной фигурой: не то волшебной башней, не то сказочным кубком, не то девичьей косой. Не иначе, что так и сплетает порой нити судеб сама Великая Кружевница - недаром же придумали когда-то давным давно этот расклад.
Долго занималась гаданием степнячка. Цинка тем временем снова набила потемневшую от времени трубку смесью табака и трав и закурила, пристально глядя не на карты, а на глаза внучки: как глядит, не отвлекается ли. Это уж по взгляду легко разглядеть, особенно старой степной ведунье. Но гадалка не оплошала. Сиреневый дымок с оттенком гвоздики полз по кибитке, смешиваясь с солнечным светом и пестротой тканей, образуя чудные сплетения, делая все чуточку ненастоящим, как в старой легенде. Наконец, последняя карта легла в нижнем ряду сплетения своих сестер. Ллёна легким и быстрым движением собрала оставшуюся колоду да отложила ее в сторону, опустив, наконец, цепкие и, быть может, чуть пугающие проникновенные глаза.
"Поглядим же..."
Первыми выбранными картами, что легли в верхнем ряду, оказались Король Чаш в золотом облачении, Шестерка и Паж Мечей.
- Вижу перемены. Что-то, чего не будешь ждать. Придется быстро и смело браться за дело, решиться, потому как Кружевница приготовила тебе новый поворот, и только тебе выбирать, в какую сторону он тебя заведет. Надо будет все хорошенько да серьезно взвесить, иначе не избежать неприятностей. Однако ж поначалу я не вижу ничего дурного, твой путь ведет добрым вестям и радости. Вижу долгую дорогу, поездку в далекий край. Еще вижу молодого мужчину, он начнет череду перемен в твоей жизни. Он хорош в своем деле, для многих людей он легко становится своим... Ты сможешь довериться ему, коли захочешь, он не подведет.
"Про него и Король, и Паж говорит: верно, кто-то промеж них будет... Рыцарь, наверняка".
- Добрый сокол он будет, храбрый, статный да славный. Голова токма у него горячая, гневливый он будет... Ты берегись: от него и счастье, и горе тебе может быть. Но повезло тебе, иволга, никак жених твой скоро, - усмехнулась гадалка, весело подмигнув рыжей.
Под этой доброй троицей легли две другие карты: Семерка Жезлов и перевернутый Отшельник. "Странно, разве так должно быть?" - но Кондор не выказала своей небольшой растерянности и продолжила:
- Хорошее место уготовлено тебе судьбой, вижу много сил, дадена тебе и смелость на новые дела. Все преграды на пути ты сможешь шутя одолеть, коли захочешь чего достичь. Может когда будет и нелегко, да тебе помогут, и выйдешь сухой из любой передряги. Только берегись: коли понадеешься лишь на свои силы, быстро опалишь крылья. Не отвергай людей, что будут подле тебя. Больно будет, коли захочешь снова быть одна, - и тебе, и тому, кто будет рядом...
- Будешь ступать спустя рукава, твои желания не сбудутся. Будь упорна, как ручей в горах: камень крепок, а он все равно бьет и пробивает себе путь, - проронила, не глядя уже на девушек, Цинка. Молодая гадалка вздрогнула от неожиданности. "Бабушка, я и сама могу!" - так и говорил ее по-детски укоризненный взгляд.
Еще двумя картами ниже оказались перевернутые Туз Жезлов и Восьмерка Монет.
- Да, милая. Вижу тяжелые цели, на которую не будет хватать сил. Судьба готовит трудности, расшатывающие твое счастье. Может, в каких-то виной будешь сама ты, не отчаивайся, пойми это и сохрани, что есть, пока не поздно. Не гони коней, можешь силу и удачу не подрассчитать. Возьмешься за работу, что будет тебе не по душе или на нее не хватит умений. Твой труд вряд ли будут ценить, но не отчаивайся. Делай то, что можешь лучше...
Взгляд девушки перешел на карту пониже - Шестерка Жезлов.
- Ты даже не будешь ожидать, но одержишь верх в борьбе со всеми неприятностями в твоем новом положении. Тебя признают и полюбят - ведь ты честно заслужишь это, коли будешь упорна, решительна и смела. Вижу достаток и новую дорогу, много дорог.
Остались две последние карты: Шестерка Монет и перевернутый Рыцарь Мечей. "Вот и Рыцарь... Как даешь, так и забираешь, да, Кружевница?"
- Да, большой достаток... Теперь многое будет зависеть от другого: коли будешь добра и готова помочь тем, кто в этом нуждается, получишь больше, чем имела. Вижу много богатых подарков от мужчины. Он будет подставлять тебе свое плечо, коли понадобится. Потом... дурную весть вижу... - Ллёна запнулась. Перевернутый Рыцарь значил также и смерть близкого мужчины. Она... не могла сказать иволге сейчас. Только-только ведь глаза у ней просохли: а ну как опять в слезы? "Это ведь может и не случиться, верно?.." - все пыталась оправдаться про себя девушка.
Цинка недовольно кашлянула. "Торопись, Кондор, а то заподозрит".
- Тебя ждет новый поворот, и вновь придется что-то споро решать. Все будет так быстро, что недолго и растеряться, голову потеряв. Придется вовсе сменить все, что было, и поспешить... - несколько неловко добавила степнячка. Не думала она, что придется что-то таить от этой девушки, да вот все же так вышло...
Цинка хмуро глядела на внучку, понимая, что такого она недоговаривает. Что-что, а предсказание, что выпало Ллинаре, она могла сказать и не глядя на карты.
- Потом тебя будет ждать что-то иное, золотая. Дальше указанного не вижу, - добавила Ллёна уже куда ровнее.

+1

23

- Ну уж точно не последней, - с улыбкой настояла на своем Ллинара. Видела она, что слова про первую плясунью пожилой степнячке польстили, хотя Цинка и не желала того показывать. Да и было нечто такое в манере двигаться старой шувани, что бывало лишь у тех, кто танцем занимается увлеченно, у кого к этому душа лежит. Появляется от долгих упражнений какая-то особая мягкая грация, присущая лишь танцорам, которую и увидит-то, определит только лишь тот, кто этому занятию сам не чужд. А уж менестрель-то точно не была от пляски далека.
К лютне, служившей Эйдан верой и правдой с тех самых пор, как она на тракт ступила, девушка относилась с большой теплотой и почти нежностью. Инструмент от влаги, встрясок и прочих бед всегда беречь старалась, да и вообще обращалась бережно. Вот и сейчас прежде, чем играть, сначала по теплому дереву пальцами провела, словно живое существо погладила, поприветствовала, да только потом струн коснулась. Лютня охотно отозвалась хозяйке тихой мелодией, набиравшей силу по мере того, как развивалась и крепла песня. Не было в ней ни радости удалой, веселья бесшабашного. Наоборот, об одиночестве, тоске и предчувствии пела сейчас менестрель, мотив которой нашептывали еще не ушедшие до конца из души нотки отчаяния и безысходности. Ну, и о дороге, конечно, в песне было, только не сулила она легкости и приятного отдыха у камелька в таверне, наоборот, трудности обещала и испытания. Пела Ллинара, полуприкрыв глаза, однако же отблеск чувств на лице Ллёны заметила, поняла, что не по душе степнячке тоскливый и обреченный мотив.
Знакомица, видимо, не стерпев, за карты взялась, платок на сундук разостлала да колоду тасовать начала. Странное чувство поднялось в душе девушки, волнению сродни. С одной стороны, вроде и хотелось в будущее заглянуть, знать, может, что ожидает и где соломки подстелить. А  с другой-то, сердце так и замирало в ожидании результатов гадания, словно приговора. Верилось отчего-то, что не обманут ли карты, ни Ллёна, всю правду поведают да свет прольют на грядущее. Это не в балагане посреди площади в базарный день возле непонятной бабы, обряженной в непонятный балахон, унизанной украшениями да с густо подведенными сурьмой для пущего эффекта глазами, сидеть да в замасленные карты заглядывать.
Про себя меж тем девушка, хотя и казалась полностью увлеченной игрой, отметила, что старая Цинка внимательно и цепко смотрит, как внучка карты раскладывает, что-то шепчет себе под нос да прочие приготовления делает. Так и казалось, что того и гляди подзатыльник еще отвесит, вздумай Ллёна лишь намек на неверное действие допустить. Снова вспомнилась картинка из прошлого – менестрель, что совсем юную еще Ллинару игре на лютне обучала.  Та точно также вот смотрела – строго, цепко, каждое движение ловя и готовясь в любой момент ошибку исправить, пока ученица в дрова инструмент не расстроила игрой своей неумелой.
- Ну не томи, - почти просительно сказала девушка, незаметно для себя затаивая дыхание в ожидании слов гадалки. Взгляд менестрели сплелся неожиданно со взглядом Ллёны, да так и утонули девушки в глазах друг друга, будто в омут канули, чем-то на дне прельстившись. Словно ниточка между двумя душами протянулась, подсказывая гадалке, какую карту взять, да как положить на платок, где рисовалась уже из пестрых рубашек витиеватая и причудливая фигура, отдаленно напоминавшая разом и косу, и какой-то древний кубок и что-то еще смутно знакомое.
Ход времени потерялся, смазался, потерявшись в движениях смуглых рук, одну за другой выкладывавших карты,  в поплывшем по комнате вместе с сиреневатым дымком сладковато-пряном запахе гвоздики и еще каких-то трав и негромком голосе Ллёны, начавшей, наконец, говорить.
- Перемены? А какие? Связанные с поездкой или как? – обещание долгой дороги Ллинару, только в ней и живущую, ничуть не удивило и не испугало. Маршруты своих путешествий по Империи она выбирала произвольно, сообразуясь лишь с желанием увидеть что-то или кого-то. А иногда и вовсе просто брела, куда глаза глядели.
- Мужчину? – как-то удивленно переспросила Эйдан. Вот уж чего ей в жизни как раз и не хватало сейчас, так это мужика. Он был бы вишенкой на кремовом пирожном ее забот. Особенно, если и впрямь окажется сердцем горячим да гневливым. – И счастье, и горе, говоришь? – поспешила уточнить менестрель, немного не понимая формулировки. Веселья Ллёны она отнюдь не разделала. – Откуда же беда от него? Неужели и обидеть может за что во гневе? – предположить, что суженый-ряженый этот по горячности может и слово резкое сказать, и руку поднять казалось самым простым и очевидным, хотя и неприятным. Даже если и не на любимую, не на другую женщину, то все одно не любила менестрель мужиков, что все проблемы норовят кулаком промеж глаз кому-нибудь разрешить.
Следующая часть предсказания повергла Ллинару в задумчивость. Как раз о том совсем лишь недавно и говорили – что отвергает певичка людей, отпихивает, обжегшись единожды на молоке, теперь боится испить и водицы.
- Еще бы знать, как определить, кому можно довериться, а кому нет… - проворчала девушка больше себе под нос, но спустя пару мгновений все ж зачем-то уточнила. – А нет ли предательства? Что карты говорят?
Расклад, по сути своей, был положительным. Конечно, кое о чем карты и хотели предупредить, но откровенно беды, если верить словам Ллёны, они не предвещали. Пожилая гадалка неожиданно вмешалась в процесс, то ли подкорректировав слова внучки, то ли добавив то, чего она не уразумела и не увидела. Менестрель мягко улыбнулась новой знакомице в знак поддержки – чувство неловкости, возникавшее, когда тебя в присутствии сторонних людей ругает кто-то из старшей родни, было ей знакомо.
- Мудрые слова говорите… - пробормотала себе под нос Ллинара задумчиво, размышляя над словами старой степнячки. Будь упорна и терпелива, спеши и не отчаивайся, когда твой труд оценят не по достоинству, работай по совести и делай то, к чему душа лежит. Легко сказать, да сделать трудно… Руки ведь так и опускаются, когда единым махом на нет все твои усилия и хлопоты сходят… Менестрель вздохнула.
- Дурную весть? – в горле мгновенно пересохло от волнения. Сердце, пропустив удар, рухнуло куда-то в пятки. Ллинаре даже показалось, что у нее голова закружилась, да перед глазами помутнело. Воображение тут же подкинуло самый худший вариант из всех возможных – смерть. Уйдет кто-то дорогой, близкий девушке, хотя она пока и представить не могла, какая потеря могла бы прийти. Однако степняка запнулась как-то подозрительно и замолкла, только укрепив менестрель в ее дурных предчувствиях. – Смерть, да? – Эйдан заглянула в глаза гадалки, ища в них ответ. Не зря ведь говорят, что они – зеркало души. Когда собеседник тебе в глаза смотрит, то и солгать или умолчать сложнее, потому что как-то само собой случается, что замнешься и либо ляпнешь нежданно-негаданно то, что утаить хотел, либо еще как выдашь себя.
- Какой поворот? Какого свойства? Хороший или худой? – поинтересовалась Ллинара, заметив и неловкую поспешность, с которой гадалка говорила о будущем повороте, и то, что заминка не укрылась и от старой Цинки. Не поверила девушка, что все Ллёна сказала, однако ж и выпытывать не стала. Отчасти из уважения и благодарности к степнячке, отчасти из-за страха узнать, что же такое было в раскладе, что Эйдан сказать не хотят. Хотя, может, потом, с глазу на глаз и спросит менестрель осторожно…

+1

24

Вышло скомкано, спутано, смято. И оттого стоило только Ллёне закрыть рот на минуту, чтобы дух перевести, как на нее ожидаемо сыпались вопросы, много вопросов, и отнюдь не на все она могла, увы, ответить. Но нужно было постараться.
- Да разве новая дорога - это перемена для тебя, касатка? - гадалка загадочно улыбнулась. - Нет, нет, ищи ее глубже. Может, и в самой себе.
Будет это нелегкой, неоднозначной порой для этой девушки - Кондор это ясно поняла. Но так ли тяжело оно покажется рыжей?.. Бывает, и самая тяжелая ноша перышком покажется - тут бабка надвое сказала.
- И счастье, и горе, говоришь?.. Откуда же беда от него? - поспешно стала расспрашивать менестрель, только вовсе не так, как другие девки просят про суженых, - нерадостно, встревоженно. Отчего бы это?..
"Откуда беда от него... - усмехнулась про себя степнячка, смакуя произнесенные слова. - А от них только беды и жди, кто из нас много добра от мужчины видел?.."
- ...Неужели и обидеть может за что во гневе?
Тут уж Ллёна и не нашлась, что ответить, и в итоге смолчала: у ее крови на то свое разумение было. Ну коли и обидит сгоряча - с кем не бывает? Заведено так на свете, чтоб муж жену поучал. В каждом дому, где по уму порядок заведен, муж поколотит когда-никогда да и успокоится, а женщина все равно по-своему все сможет повернуть. Только б он меру знал, а что больше-то хотеть? Оно, конечно, раз на раз не приходится: говорят же, для плохого мужа жена - наручники, дети - кандалы. Как тут не обозлиться? Но коли любит...
- Не суди скоро, - скрипуче откликнулась вместо внучки Цинка. Кондор чуть встрепенулась, посчитав, что слова эти обращены к ней, но нет - бабка исподлобья глядела на гостью и продолжила: - Горе бывает и от великого счастья. - И оставила молодых раздумывать над этой мыслью. Небось не дети, все подряд им разжевывать!
Все слушала слова молодой гадалки Ллинара да что-то бормотала про себя - того девушка не различила, но старая ведунья все ж как-то услыхала - али по губам прочла? - и, выдохнув сизое облачко дыма и чуть причмокнув сухими непослушными губами, категорично откликнулась:
- Узнаешь, кому доверять. Чутье у тебя на то есть. Не было б чутья, я б тебя и на порог не пустила.
Ллёна не сомневалась: ее бабка так бы и сделала. Может, и отняли годы у шувани красоту да живость, а вот властности и сильной воли им, видно, у нее не отнять.
- Предательства не вижу, золотая, - чуть покачала черноволосая девушка головой - заколебались тяжелые серьги. - Будут строгие к тебе, но не лживые...
Но больше всего чувств, конечно, в иволге вихрем взметнула последняя часть предсказания - она и не скрывала этого. Побелела, обмякла, точно прочитав то, что недосказала гадалка:
- Смерть, да?
Юная степнячка сомкнула руки в замок, так крепко, что костяшки побелели. Цинка с укоризненным видом не глядела на нее: сама, мол, заварила это - расхлебывай теперь.
- Может и смерть, - выдохнула Ллёна. - А может и ссора, разрыв связей. Прости уж, не вижу точней. Я тебе только одно скажу: кончится с тем одна пора у тебя в судьбе, потом твоя жизнь уж не вернется на ту дорожку. И в какую сторону пойдет, куда выведет - это пока только от тебя зависит.

+1

25

http://trion-frpg.ru/i/blank.gif   Ллинаре было даже немного неловко, что вопросы из нее сыплются градом. Но они сами по себе возникали в несметных количествах. Это было нечто сродни камнепаду: один крохотный камешек, скатившись по склону, лишает опоры еще двух; они тоже падают и увлекают за собой еще несколько.
   - А разве нет? – почти провокационно поинтересовалась девушка. – Ты же сама говоришь, что искать надо не снаружи, а внутри, в себе. Значит, дорога-то будет не из тех, что под ноги ложатся? Видимо, тут карты сказать хотят о чем-то, что в жизни произойдет. И значительного.
   Перспектива суженого встретить Ллинаре радостной не показалась. Вопреки тому, что девушкам обыкновенно хотелось бы поскорее семью создать, менестрель о том и не думала. Даже какое-то отторжение вызывала в ней мысль о том, чтобы оказаться привязанной к одному мужчине. Ведь это же, скорее всего, будет подразумевать еще и оседлую жизнь, малых деток и прощание с профессией. Какой мужчина потерпит, что его благоверная по тавернам и площадям песни петь да сказки сказывать станет?
   Скрипучий голос Цинки заставил Ллинару вздрогнуть от неожиданности. Старая гадалка сидела молча и не вмешивалась в процесс, так что девушка успела даже и позабыть о ее присутствии. Но фраза степнячки в очередной раз заставила менестрель призадуматься. Горе в действительности может прийти и от великого счастья. Особенно, если вдруг случится волею Кружевницы вмиг его потерять. Говорят, от такого люди даже с ума сходят. Линке пришла вдруг в голову абсолютно странная мысль – а не лучше ли тогда, чтобы счастье было умеренным? Например, выйти замуж и вправду не по любви, а за того, кто сам тебя больше жизни любит станет? Тогда и потерять не так больно, а к остальному – привыкнешь.
   Менестрель немного помолчала, и сама не зная, как сказать, что сомневается в словах Цинки. Чуть было не ляпнула прямо, да только вовремя осеклась и смолчала, справедливо подозревая, что старая шувани за такие-то речи вполне может и гостью за порог выставить. С нее станется.
   - Я в том сомневаюсь иногда, - вздохнула девушка, искоса поглядывая на пожилую степнячку. Слова она подбирала осторожно, так, чтобы и тревоги свои выразить, и Цинку не обидеть и не рассердить. – Часто я в людях ошибалась. Чутье-то, оно, может, и есть, но мне сердце пользоваться им мешает. Я настолько верить человеку хочу, что всякий голос разума и интуиции заглушаю, - менестрель тяжело вздохнула и опустила глаза. Все это время пальцы ее жили своей жизнью, дергая и теребя висящие на запястье тонкие браслеты.
   - Это хорошо, - немного неуверенно улыбнулась Ллинара. Почему-то ложь и предательство сильнее всего царапали ее сердечко, так что узнать, что их не предстоит, было во многом отрадно. Строгость к себе пережить ей будет проще, да и то иногда только на пользу.
   Менестрели показалось, что ее по голове чем-то тяжелым приложили. Враз сделалось труднее дышать, да и за шумом крови, гулко стучащей в висках, стало как-то трудно расслышать, что говорила Ллёна. Девушка бестолково хлопала глазами, пытаясь уловить смысл слов степнячки, но он ускользал. Ясно было только то, что страшно от грядущей этой перспективы Ллинаре, как маленькой.
   - Плохо, - только и вымолвила певичка враз помертвевшими губами. Да и сама она стала вдруг какой-то бледной.

0

26

- Плохо... - только и сорвалось с губ гостьи последнее слово. Рыжая вся осунулась, побелела. Еще бы, смерть-то не каждый день на пути маячит. Ллёна, признаться, несколько растерялась, не зная, какие уж слова подобрать для утешений... да и нужны ли вообще эти утешения?
Чему быть, того не миновать. Юная гадалка знала только это.
В кибитке повисло тяжелое молчание, лишь звенело едва-едва что-то на ветерке. Кондор нервно перебирала в пальцах синие бусины, почти не глядя на иволгу, почти боясь глядеть на нее. Но, кажется, старая ведунья не стерпела первая.
- Сразу видно: птаха, - проворчала сердито старуха, поднимаясь с натугой с подушек. - Все спешит, мечется... - забормотала она. - Хорошо, плохо... Откуда знаешь, как все обернется?... Вот... вот бывает добудет мурш клад... хорошо это?.. - она устремила суровый взгляд на Ллинару. - А у него потом сын с этим кладом сбежит, али еще какое зло сделается... Хорошо?.. А ты мечись, слезы лей али от радости пляши... только каблук скорей сломаешь! Откель знаешь, радость или горе оттого, что Кружевница петлю какую в твоей судьбе сделает? Молодые, ветер в голове...
Ведунья открыла один из сундуков и осторожно, куда бережней, чем ранее внучка, стала там копошиться. Молодая степнячка не смела ее потревожить ни одним вопросом, поглядела на рыжую и пожала плечами: мол, кто знает, что у бабки на уме. Старуха тем временем достала из шитого черными и золотыми нитями мешочка небольшой белый камешек с проточенными в нем некогда ключевой водой отверстиями. Из клубка отмотала шнур и сухими, темными, но проворными пальцами продела в камешек, сплетая в странный причудливый узел и все бормоча странные, малоразличимые звуки, что складывались в невообразимую тарабарщину. Ллёна насторожилась. Она узнавала знакомый наговор, но туда вплетались и другие, нераскрытые ей бабкой тайные слова. Наконец, Цинка закончила, затянула узел крепче и сунула медальон в светлую девичью ладонь.
- Это от дурного человека на пути, - буркнула она. Юная степнячка глядела на это распахнутыми глазами: ну бывало, чтоб бабка советы давала, но вот амулеты плести... того давненько не бывало! Ллёнка даже слегка позавидовала расположению этой иволги... Внучке-то небось не плетет!
- А то заладила: есть да мешает... Кто ж, как не ты сама себе помощница? И не суди вперед! - сурово добавила шувани. - Никто не знает, где найдет, а где потеряет... Иволга-егоза... - клекоча про себя, старуха вернулась на лежанку, чуть трясущейся - где только делась былая проворность в пальцах! - рукой поднося к губам трубку и затягиваясь.

0

27

http://trion.rolka.me/i/blank.gif   Повисшее в кибитке после слов о смерти молчание было таким густым, что его можно было черпать ложкой, как густой кисель или кашу. Едва слышно позвякивало что-то сродни бубенцам на ветерке, да едва слышно пощелкивали синие бусины, которые Ллёна перебирала в руках. Ллинара опустила глаза, невидящим взором глядя на них и одновременно мимо. Она думала о своей, почему-то о том, что сейчас начинает понимать старое выражение – вся жизнь промелькнула перед глазами. Почему-то ценность и скоротечность её начинаешь осознавать только тогда, когда им покрутят перед носом. В остальном же мысли на этот счет запросто замываются бурным потоком мирской суеты, дел и забот, которые кажутся чем-то более важным, чем отдаленная кончина. Не здесь, не сейчас и вообще не со мной. А теперь менестрель была на грани переосмысления многих своих решений.
   Первой тишину нарушила старая Цинка, разразившаяся ворчливой тирадой относительно суетливости и поспешности выводов Ллинары. Девушка молча вздохнула, не решаясь возразить. Да и сказать было нечего: грешна, что и говорить.
   - Счастье вообще быстротечно, - пожала плечами менестрель. – Хотя и несчастье тоже не вечно. Моя нянюшка часто повторяли, что в жизни нельзя отчаиваться. Измена, предательство, падение на самое дно – она уверяла, что отовсюду можно выкарабкаться и все стерпеть. Только смерть никак не поправишь. Это точка в книге жизни, больше уж в неё новых страниц после не дошьешь. Разве может такая петля вести к чему-то, кроме горечи?
Девушка с трудом удержалась от того, чтобы не заглянуть через плечо Цинки в сундук, в котором копалась старая ведунья. Ллинара и Ллёна переглянулись, словно две маленькие внучки, узревшие любимую бабулю за непонятным действом. Судя по тому, как затихла молодая степнячка, содержимое этого конкретного сундука оставалось для неё загадкой. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что тайн и секретов у шувани за душой – огромное множество. И отчего-то, глядя на то, как Цинка сухими морщинистыми пальцами, не утратившими еще ловкости, возится с камешком и шнурком, слушая, как шувани что-то бормочет вполголоса - хотелось не уходить. Просто взять и остаться со свободным народом степей, слиться с их пестрой толпой, узнать традиции и быт, стать одной из них. Чтобы в мире счастье заключалось в танцах возле костра, свободе и запахе степи. Ллинара никогда там не была, но она точно знала, что таковой есть. Каждое место имеет свой особенный запах.
   Получившийся медальон старая степнячка сунула в ладонь менестрели так, словно торопилась, пока никто не увидел. Девушка на мгновение замерла от удивления, не зная, что и сказать в ответ. Слова благодарности переполняли ее, но все было не то.
  - Спасибо, - наконец, вымолвила Эйдан, покосившиь на Ллёну, словно спрашивая её - не снится ли ей этот камешек на шнурке?. - Как мне отблагодарить Вас за этот бесценный дар?
   Раньше менестрель не была особенно суеверна, но сейчас почему-то точно знала, чувствовала, что этот амулет будет иметь силу. Чуть дрожащей рукой Линка повесила медальон себе на шею.
   - Егозлива и проказлива, - улыбнулась девушка. - Что ж поделать-то, раз характер такой? В матушку, видимо...
   На этот раз на лицо Ллинары при словах о покинувшей ее маме не легла тень грусти и горечи. Девушка осталась по-прежнему спокойно улыбчива.

+1

28

- Время придет, авось и отблагодаришь как, - с лукавой хитринкой в глазах улыбнулась старая шувани. Молодая гадалка поспорила бы на все свои украшения, что бабка ее знала куда больше, чем говорила. Это будило в Кондор странное ощущение, какое бывает, когда близко-близко умом подбираешься к узору, сплетенному Великой Кружевницей, - вот-вот поймешь, что к чему, да что-то не дает... Но не зря она с этой иволгой перестрелась, ой не зря...
- Ллёна! Ллёна, э, пашло барэ!* - послышался вдруг высокий, похожий на чаячьи крики женский голос. Молодая степнячка вздрогнула, словно очнувшись ото сна, проворно вскочила и выглянула из вардо. У задней двери дома, высунувшись под плотные бронзовые лучи, прохаживалась дородная, широкобедрая, темнорукая хозяйка дома.
- Ллёна! Ллёна, яв кэ ямэ тэкарэлес хабен!** - с важным видом закричала она, заметив молодуху.
- Мишто, Мача. Сейчас мэ авав,*** - ответила девушка и обернулась к Цинке. - Тетка Мача к ужину собирать зовет. Пора бы уже.
Коли уж пришли они с бабушкой под гостеприимный кров, так за это добро платить надо. Тем более раз уж она из города раньше явилась... Не вечно ж чаи гонять!
- Пора, - кивнула старуха. Ллёна кивком головы позвала золотую гостью за собой...
Только в последний момент шувани придержала Ллинару за тонкое светлое запястье. Ухватила и тихо, но твердо отчеканивая слова, заговорила:
- Не бойся того, что приходит в твою жизнь, золотая, чего б это ни было: человек ли, зверь ли, смерть ли, жизнь ли... Кружевница умна, она направит тебя по верному пути. Зла она на тебя не держит - это я вижу. Тебе только две вещи нужны: храбрости немного да мир меж головой и сердцем. Оберег от тебя страхи отведет, а вот лад в душе найти сможешь только сама, и никто тебе тут не помощник. Ну, иди, - старуха отпустила девичью ладонь. Взгляд ее мигом опустел, похолодел - видно было, что больше говорить она не намерена. Так и застыла древним сгорбленным идолом, только едва-едва вздымалась низкая грудь да дрожали тяжелые дряблые веки.
Ллёна ждала рыжую на дворе, перебирая тонкими пальцами синие капли бусин. По глазам гостьи увидела: загрузила ее старая шувани будь здоров! Говорят, чьи-то бабушки внуков пирожками закармливают - за Цинкой такой блажи не водилось. Зато коли уж припечет ей что-то сказать - без мешка наставлений никуда не уйдешь. А это переварить, вестимо, куда тяжелей, чем пирожки.
- Устала верно, иволга? - поинтересовалась степнячка, расцветая вновь добродушной алой улыбкой, какую, пожалуй, стеснялась показывать при ведунье. - Может, посидишь еще с нами, к ужину останешься, а? - странное чувство близости, что так поразило недавно гадалку, все еще не прошло, и юная Кондор, привыкшая слушать свои глубоко интуитивные ощущения, не могла удержаться и не позвать гостью к общему костру. Белый камешек, что вздрагивал теперь на груди у золотой знакомки, казался Ллёне знаком родства. Знаком того, что степь, подобно старой шувани, приняла бы к себе под крыло такую девку.
______________________________
* - Ллёна, эй, лентяйка!
** - Ллёна, иди к нам готовить!
*** - Хорошо, Мача. Сейчас я приду.

Отредактировано Ллёна Кондор (01-11-2016 10:37:45)

+1

29

http://trion-frpg.ru/i/blank.gif   Время придет… Ллинара молча кивнула с улыбкой, отчего-то даже не сомневаясь в словах старой Цинки. Это было что-то непреложное, как высокая голубизна неба и сочная зелень молодой травы. Они ещё встретятся, быть может, даже не один раз. И тогда менестрели представится возможность отплатить шувани добром за её подарок.
   Тихую, словно течение воды в медлительной реке, чьи пологие берега уже начали зарастать густым камышом, беседу прервал громкий голос, донесшийся из-за полотняной стены кибитки. Незнакома женщина говорила на каком-то степном наречии, очень красивом и мелодичном, но, увы, совершенно непонятном для Эйдан. Можно было только догадываться, глядя на реакцию вздрогнувшей и проворно выскочившей наружу Ллёны, что эта дородная красавица занимает не последнее место в жизни табора.
   Замечание про ужин заставило менестрель подумать о хлебе насущном, который за суетой побыл в животе только утром. Ей бы тоже перехватить сейчас чего-нибудь. Мысленно девушка начала вспоминать тихие трактирчики неподалеку, где риск встретить знакомого был минимален. Приглашение Ллёны следовать за ней и, кажется, остаться к столу было неожиданностью. Ллинара бросила на степнячку немного удивленный взгляд, словно спрашивая им, что, куда?
   Поднявшись, девушка хотела было последовать за Ллёной, но её остановила Цинка, с несвойственной для стариков ловкостью и силой перехватившая запястье менестрели. Эйдан остановилась и вскинула глаза на изборожденное морщинами лицо шувани. Ей нечего было ответить на слова мудрой женщины, да и не нужно оно было, кажется. Ллинара кивнула только в знак того, что услышала и поняла. А сама задумалась крепко, что бы это всё могло значить. Лад в душе… Менестрель поймала себя на мысли о том, что почему-то всегда ищет его в других, не внутри себя.
   - Я пойду? – неуверенно спросила девушка, глядя на тяжело сгорбившуюся Цинку. Взгляд её потух, шувани прикрыла глаза, и только едва вздымающаяся грудь выдавала в ней живого человека, а не застывшее изваяние. Ответа менестрель не дождалась, пришлось повернуться и пойти к выходу в надежде, что если вдруг захочется старухе что-то сказать, то она окликнет.
   Прищурившись от яркого солнца, ударившего в глаза после сумрачной кибитки, Ллинара соскочила на землю. Ллёна ждала её во дворе, нетерпеливо катая в пальцах бусины. Менестрель направилась к ней, на ходу пряча выскользнувшую из выреза капельку на шнурке под одежду.
   - Немного, - честно призналась девушка, улыбнувшись краешками губ. – Я-то могу, но будет ли это удобно? – чуть прищурившись, Эйдан взглянула на степнячку. Но ответить та не успела: на пороге снова появилась та женщина, с которой Ллёна разговаривала незадолго до того. Обвела глазами обеих девушек, что-то быстро проговорила на их языке и нетерпеливо подтолкнула их вперед. Мол, чего застыли-то, как два истукана? Ллинара бросила на Ллёну быстрый взгляд, спрашивая, что вообще происходит. Но туда, куда подтолкнули, пошла послушно.

0

30

- Э, к вечеру тут такой птичий базар соберется, одним больше, одним меньше... - улыбкой подбодрила она иволгу. Молодой кобылкой Кондор подбежала к хозяйке дома.
- Гата, Мача, нэ холясов. *
- Нэ, а кон ада сан?*
- Ей манца явда.*
- Э, пашло барэ, саворэ мэрав тэхас!*
- Мами ракирэс, ей кхарэ да бахталэ, - упрямо мотнула головой девушка. В своем-то доме за такое самоуправство могли и палкой по хребту надавать, а тут... За порог не погонишь, руки не поднимешь. - Са би миро, нэ дэ лакэ, мишто?*
Мача скривила губы.
- Ага, кхарэ... Кэды пэр нанэ ничи, саворэ сан кхарэ*, - проворчала она, но уже скорей для виду. Оседлая, городская, в приметы она верила мало, но старую ведунью все равно уважала. Да и как не уважить? Толстой темной рукой женщина подтолкнула рыжую к кухне. - Иди помогай тогда, раз уж эта безродная приволокла...
Ллёна подмигнула незаметно Ллинаре и, взяв ее за пальцы, чтоб не робела, завела в темный погребок, где развалилась большая, на большую семью слаженная кухня. Это уж не верхние комнаты, тут разгуливай, сколько хочешь, все дурное в землю уйдет...
В летний, знойный полдень здесь всегда обнимала вошедшего прохлада, сейчас же жар печи мало-помалу согревал все помещение - с улицы зайдешь и не заметишь. Со свету глаз постепенно привыкал к полумраку, выхватывая то полки на низких стенах, то бочонки солений-мочений по углам. Мача уже деловито застучала горшками и тяжелыми, черными от огня латками, сунула Ллёне курей да кой-какие овощи - вперед, да поживей! И правда: скоро с торгов начнут возвращаться мужчины, а с шумных улиц - остальные девки, да и дети вот уже то и дело любопытно заглядывают в дверной просвет - ртов и правда много у дружной полу-родни, полу-стаи, всех накормить надо в свой черед.
Молодая степнячка передала рыжей нож да связку моркови, сев рядом на деревянный настил ощипывать курей. Девушки молчали, но тишины на кухне не бывало и быть не могло: хозяйка то приговаривала себе что-то под нос, то ворчала, а то и кляла кого-то из родни за какой-то недосмотр или безлад на отдельном клочке ее кухонного царства. Порой она кидала какие-то замечания куда-то в угол и, приглядевшись, гадалка различила еще одну степнячку, перебиравшую крупу в дальнем углу.
"А, и правда, Бавали, я-то думала, неужто и она на промысел пошла?" Бавали, молодая жена хозяина дома, сидела, поджав ноги, то ли прикрывая, то ли обнимая уже округлившийся живот. Муж на промысел ее не пускал, хотя подумаешь - ничего дурного нет, чтоб побрякушками торговать, не тот еще срок. На слова Мачи, похожие на громкие, резкие птичьи крики, Бавали только поднимала глаза, молча кивала и лишь с появлением новых помощниц явно оживилась. Ллёна то и дело ловила на себе и своей спутнице внимательный, неотрывный взгляд ее черных глаз. Перехватив его однажды, гадалка вопросительно приподняла брови. Пары секунд красноречивых переглядок хватило, чтобы Кондор смешливо хмыкнула - вот оно что!
- Золотая, - тихонько одернула она Ллинару за рукав, - там вон Бавали сидит, уже пятую луну ребенка носит. У нас верят, что если в тяжести носить прядь рыжих волос у живота в своей путей, то родишь легко и ребенок будет здоров и удачлив. Коли не жалко тебе, будь добра, дай ей прядку. А то она, вон, и усидеть спокойно не может...
- Это пока первого не родишь, всегда так, - гоготнула Мача, бесцеремонно рассекая тихий разговор своим покриком. Отирая руки и разгоняя толпу снующих у кухни ребятишек, норовящих стащить лакомый кусок, она вышла за дверь.
Бавали только передернула плечами и продолжила робко смотреть на девушек.
______________________________
* - Всё, Мача, не злись.
- Ну, а это кто?
- Она пришла со мной.
- Э, у меня и так ртов много!
- Бабушка говорит, она удачу несет. За меня ей отсыплешь, коли так, ладно?
- Ага, удачу... Когда брюхо пустое, у всех удача на языке.

+1

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»


Счётчик символов:


Вы здесь » ФРПГ "Трион" » Личные эпизоды » Люди любят карты, карты непростые...


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно