Хельга сидела на крыльце в чистом платье, которое дала ей добрая Матильда, и расчесывала деревянным гребешком мокрые еще волосы. Легкий ветерок любовно перебирал рыжие прядки, а из дома пало сдобой, которую старостина жена недавно поставила в печь. На душе у девушки царило умиротворенное спокойствие. Она мечтательно улыбалась, иногда на мгновение улетая мыслями куда-то далеко и вовсе забывая, что вообще-то всего лишь переплетает косу. С распущенными волосами, в простом белом платье, украшенном лишь скромной и неброской вышивкой на вороте, рукавах и подоле и пояске, она сама себе казалась русалкой, сидящей в сумерках на камне у реки и ждущей очередного путника, чтобы заговорить, очаровать и утянуть в свой омут.
Окрик Гидеона заставил окончательно замечтавшуюся Хель встрепенуться, торопливо подняться с крыльца и быстро пойти за бывшим инквизитором, на ходу доплетая несчастную косу. Как и в большинстве случаев, мужчина не счел нужным сделать какие-либо пояснения о цели их прогулки, так что девушка привычно пыталась подстроиться под его шаг и одновременно  не наступить босой ногой на какой-нибудь острый сучок. В березняке было удивительно светло и легко, а тропинка будто бы сама ложилась под ноги, пыльной лентой извиваясь куда-то в сторону реки. В одуряюще сладко пахнущих зарослях какого-то кустарника щебетала пташка, а вот со стороны деревни звуки не доносились. Словно в этом замершем мире есть только птичка, Гидеон и Хельга.
Бывший инквизитор остановился неожиданно для мечтательно осматривающейся девушки, которую простой, но какой-то родной сердцу пейзаж буквально заворожил. Она едва не налетела на мужчину, обошла его и глянула вниз. Степенная равнинная река неспешно катила свои воды к, как говорили Хель когда-то в Ордене, далекому-далекому морю. Девушка его никогда не видела, хотя и очень хотела.  За рекой виднелись холмистые луга с островками  зеленых рощиц и полей. Против воли Хельга заулыбалась, полуоборачиваясь к Гидеону.
- Ты правда так думаешь? – слышать, как мужчина называет императора мерзавцем, было по меньшей мере странно, если не дико. Но она ведь решила пойти за ним до конца, каким бы он ни был, так что не станет одергивать. Глупая, когда же она успела так привыкнуть к этому эгоистичному типу?
Закатное солнце придавало бледному лицу, обрамленному темными волосами,  Гидеона какую-то таинственность, будто самодовольная улыбка, игравшая на его губах, скрывала за собой загадку, разгадать которую Хельге было явно не под силу. Пальцы девушки как-то неожиданно переплелись с пальцами бывшего инквизитора, который, не иначе как перегревшись на солнце, зачем-то взял ее за руку. Ладонь теплая, хотя  Хель отчего-то ожидала, что так будет холодной.
– А вдруг у нас ничего не получится? Знаешь, мне страшно, - боялась она вовсе не за себя, а за Гидеона и тех, кто мог волею Кружевницы попасть под раздачу. О  том, что будет, если жернова борьбы за этот кусочек земли перемолотят ее, как зерно на мельнице, Хельга не задумывалась ни на секунду. Солнце будет светить, высокое пронзительно голубое небо не упадет на землю, звезды не осыпятся вниз с бесконечной высоты – не произойдёт ровным счетом ничего от смерти какой-то бестолковой девчонки, сунувшейся в пекло по собственной воле.

Проиграл. Хельга не знала всей истории, только слышала ту ее часть, что в качестве едва ли не легенды шепотом пересказывалась из уст в уста такими же мелкими прислужника в Ордене, как она.  У него были верные союзники, но так или иначе Гидеон потерял практически всех их. Кто-то был ранен, кто-то погиб, кто-то колебался, надеясь. Что все еще удастся решить малой кровью.  Кольцо вокруг мятежного инквизитора неуклонно сжималось, но каким-то чудом ему удалось ускользнуть.  Это если вкратце, опустив красочные подробности, которыми байка обрастала с каждым новым рассказчиком. Наверное. Девушке интересно было бы узнать правду, но она едва ли спросит. Потому что иногда воспоминания могут болеть ничуть не меньше, чем раны физические.
- Я надеюсь, - Хель попыталась слабо улыбнуться. Вышло кривовато и неуверенно. На душе заскребли кошки. Пока они были вдвоем против всего мира. Беглецы, портрет одного из которых не налепили еще разве что на спину каждому жители центра Империи.
Еще сама не осознав, что делает, девушка сжала ладонь бывшего инквизитора. Так странно было стоять рядом с ним и думать, что он умеет заботиться. А еще у него теплые пальцы, которые, к удивлению Хель, заправили за ухо непослушную прядку, выбившуюся из наспех заплетенной косы, мимолетно задев щеку.  Дернувшись от неожиданности, она на мгновение теснее прижалась щекой к ладони  Гидеона, тут же зарумянившись. Вот же неловкая, вечно все наперекосяк, а мужчине, наверное, все же напекло голову, потому что в таком настроении Хельга его еще не видела.
- Как я – самый неловкий и вечно влипающий в ситуации человек – могу быть чьим-то талисманом? - удивленно распахнула глаза девушка, хотя, что греха таить, слова Гидеона были ей приятны.  Во многом благодаря неожиданности, опять же. Бывший инквизитор сегодня не мужчина, а какой-то сплошной сюрприз. – Не отдавай, - прошептала Хель. Ей было страшно даже представить, что с ней могут сделать бывшие товарищи по ордену, попадись она в их ручонки. О том, кто помог беспокойному инквизитору покинуть темниц, они уже наверняка знают.  Воображение рисовало высокий костер, вметнувшее до небес пламя, язычки которого лижут ноги, сжигая кожу. И брань толпы, осуждающей поступок девчонки, полезшей против могущественной организации. Обычно она гнала эти мысли прочь, не давая им драть стальными когтями сердце, но сейчас как-то само подумалось. Девушка явственно вздрогнула, как от внезапно налетевшего порыва ледяного ветра.

Признаться в собственном страхе – целое испытание. Хельга с детства не любит показывать слабость, а уж выказать ее при Гидеоне, на долю которого выпали и погони, и застенки и невесть что еще – до дрожи неловко. Но слово не воробей – вылетело, и уже обратно не поймаешь. Девушке оставалось только глубоко вздохнуть от досады на себя и смущенно потупить глаза, легонько пиная босой ногой бугорок на земле.
- Как сказать, - качнула головой Хель. – Не вломись я в твою избушку в той деревеньке посреди ночи, то и жил бы ты себе спокойно. А так – с места сорвался, и впереди – только неизвестность и тревоги.
Видимо, бывший инквизитор сегодня поставил перед собой цель довести бедную девушку до инфаркта. Что поделать, если выросла она при Инквизиции, где мало популярна была забота. Тем более о каких-то мелких служках, детках-на-побегушках. Броской красотой она особенно не отличалась, миловидность немало портилась шрамами, хотя некоторые и находили это привлекательным. Пытались, конечно, найти подход к девичьему сердцу, но Хельге было как-то не до того.  Не было острой потребности в человеческом тепле рядом, а накатывающее приступами одиночество тонуло в омуте суеты. Забота стала даже непривычной. Тем более не ждала ее Хельга от Гидеона, к которому, конечно, по-своему привязалась, но в тайне считала бесчувственным индюком. Не способным о ком-то действительно переживать или проявлять участие. Смирилась уже, не перевоспитаешь же пенька бесчувственного.
Тем временем пенек потянул девушку за руку, заставляя сесть рядом с собой на примятую траву. Неожиданно Хель очутилась в теплом кольце рук Гидеона, оказавшись к тому же притянутой к нему так, что спиной опиралась на его грудь. Через тонкую ткань платья явственно ощущался холодный знак Инквизиции, а шею щекотала темная прядь чужих волос. Девушка напряженно замерла, как мышонок, слишком приблизившийся к коту. Кот пока был сыт и доволен, так что позволял мышке играться, но что будет дальше?
- Не знаю, - щеки Хельги уже в которой раз за этот странный день порозовели от смущения. Девушка дернулась, пытаясь заправить за ухо щекотавшую шею прядь, но от волнения так и не осознала, что это не ее волосы. – Они бы казнили тебя, когда та заварушка закончилась. А я почему-то не хотела, чтобы  умирал, - спина затекла от сидения в одной позе, но пошевелиться девушка не решалась, боясь спугнуть бывшего инквизитора, в кои-то веки ставшего похожим на обычного человека.