Травы, золотясь в сиреневой дымке предвечернего неба, сохли и кололи босые ступни. Путь пролегал беспорядочно, Ллёна шла, куда глядят глаза. Вокруг был простор. Огромное, высокое, необычайно глубокое небо, какое бывает только осенью, и необозримо великая Мать-Земля. Первые дни, когда только-только, заработав денег на зиму, выберешься из сутолоки городов, тесноты деревень, и выйдешь в поле, хочется кричать, петь и плакать – так хорошо на свободе! Другим этого не понять, только степному сердцу. О, если бы она умела, она бы слагала песни о просторе, ветре, ковре из трав и Великом Солнце, такие песни, что люди бы уже никогда не могли бы вернуться в свой дом, только услышав их, уже никогда не находили бы покоя вне степи! Таких только песен и заслуживал мир вокруг Кондор.
Постепенно это чувство уходило. Приходила усталость, а ступни, давно загрубевшие, все же начинали ныть. Но она упорно шла, а ночами гадала по луне, что ей суждено следующей весной. Но луна по большей мере молчала, и Ллёна, грустнея, засыпала в укромных местах до следующего рассвета.
Порой она ездила на Рате, но с большим, здоровым конем к людям на ночлег проситься трудно: кто пожалеет своих припасов еще и на него? Так что оставляла его с бабкой, у своей крови, хоть и больно ей было прощаться со своим красавцем – уж как она его любила, как никого! Хотя был же… Гадалка вздыхала и отметала эти мысли. Это былое, кажется, уж прошло...
Однако ж вечерело, и краски стали медленно, постепенно пропадать. Тогда-то девушка заволновалась о ночлеге.  Неподалеку темнел лесок, но под сень деревьев она вступать не хотела: не любила леса, что поделать! Однако ж придется: и костерок надо развести, и воды поискать – а вдруг родник? Хоть умоется от душной пыли… Так что свернуть в его сторону все же пришлось. В лесу сразу потемнело еще сильнее, юбка цеплялась за все заросли, острые камни и ветки впивались в ноги.
«А, чтоб тебя!.. Вот в таком-то месте всякие нечистые да недобрые и водятся, как пить дать!»
Хворосту, конечно, было достаточно, видно, мало сюда ходит людей… Ллёна прислушалась, различив едва слышный холодок и шуршание воды. Однако ж и родник! Кондор поспешила к нему и уже продралась сквозь заросли, как вдруг увидала…
- Батюшки! – девушка только и всплеснула руками. Около звонко снующего ручейка прохаживался вороной красавец, такой статный да сильный, что и глаз было не отвести! Почти что Рат ее, да только Рат не такой – крупнее да кряжистей, а этот стройный – ну чистая песня! И грива его так отливала серебром в сумеречном свете, что и вовсе он казался призрачным. Ллёна осторожно приблизилась к нему. Нешто и правда дух какой? Но конь ворошился мордой в траве и фыркал так по-настоящему, что степнячка перестала надумывать себе что-либо.
- Какой же ты красавец, заглядение! Да за такого коня и трех богов отдать не жалко! – гадалка проговаривала с такой нежностью, с какой не каждая девушка обращается к своему возлюбленному. Она погладила его по теплой морде. Конь был полностью взнуздан да оседлан, только вот седока было нигде не видать. - Где ж ты хозяина оставил? Такому коню без хозяина нельзя ходить… Что за шутка такая?
Она стала оглядываться в поисках признаков человеческого присутствия, да только вокруг – ни души, ни звука, кроме плеска воды да стрекота кузнечиков. «Как странно… Будь у меня такой конь, я б ни за что его не бросила посеред леса!» Ллена, придерживая к груди хворост, чуть прошлась вглубь, всматриваясь да вглядываясь. Никак, подвох какой тут есть. Она и не заметила, как задела босой ногой что-то мягкое и, опустив глаза, не удержалась от вскрика. Степнячка тут же отскочила, открещиваясь.
«Никак мертвый! Как есть мертвый!..»
В густой траве лежал высокий темноволосый человек в темном одеянии. Лицо его было в ссадинах и запекшейся крови. «Откуда такой? Нешто убили? А отчего тогда коня не забрали?» Гадалка осторожно наклонилась к телу мужчины.
«Или все же живой?» Касаться его было страшно, а ну как от мертвого скверны наберется? Девушка, порывшись в складках и кармашках юбки, достала зеркальце и поднесла его к мужскому лицу. Запотело стеклышко совсем немного, но дыхание было, и Ллёна облегченно выдохнула. Живой. Без чувств, но живой.
«Что ж ты за птица такая?» - уже темнело, что-либо разобрать было трудно. Девушка деловито обшарила карманы и складки одежды, с недовольством найдя только шпагу – наверно, дорогую, коль судить о хозяине по коню. Таскаться с ней еще не пойми сколько… Нехорошо, конечно, такое бросать… А коня? И коня не возьмешь. Такой добрый конь один на тысячи тысяч, его сколько не прячь, сколько не хитри над ним, все равно отличат… «Чтоб тебя побрало! Знатный, наверно, человек, богатый, а взять нечего. Тьфу!»
Ллёна поморщилась. Теперь, когда она узнала, что этот человек жив, а из добра его поживиться было особо нечем, жалость начала брать свое. «Вот помрет он эдак, и останется такой добрый конь без хозяина… Нехорошо. Ну ладно. Но только оттого, что конь добрый». Девушка вернулась к ручью и, намочив платок, отерла мужчине лицо. Не пригожий, но грозный, характерный. «Вишь какой… порода, сразу видать!» - хмыкнула она про себя. Подвела коня к хозяину под уздцы и привязала к дереву подле мужчины.
- Вот гляди, стереги его, а я вернусь сейчас, - наказала она коню, только шевельнувшему ушами на ее слова. Кондор вернулась к выбранному в поле месту, сложила хворост и побежала обратно. Мужчину взвалить на коня не вышло, так что ишачить пришлось самой. Уж сколько раз она прокляла и его, что попался ей, и себя, что взялась за это, только дотащила его уж до самой темноты. А уж коня привела да стреножила – и вовсе темнота настала, хоть глаз выколи. А ведь еще костер надо было разжигать – пришлось наощупь.
«Вот бы тебя нечистый забрал! – думалось ей. – Свалился на мою голову… Коли выживешь, будет за тобой должок».

Отредактировано Ллёна Кондор (15-03-2015 00:42:09)

Как только костерок разгорелся и стал жаром покрывать девичье лицо, голод начал потихоньку напоминать ей о себе. Все-таки весь день в дороге, да еще и этого тащила... Ллёна метнула очередной взгляд на мужчину. Он все еще не приходил в себя, и кто знает сколько еще в таком состоянии пробудет... Свет пламени и дрожащие тени тени делали черты его лица еще острее, отчетливей, но и придавали бледному лицу немного тепла.
"Может, отогреется чуток и придет в себя," - думалось девушке. Выхаживать незнакомца прямо сейчас все равно не имело смысла: травы-то тут нужные, может, и есть, только где ж их в темноте такой искать сейчас? Коли не придет в себя до утра, но и не помрет, поищет что. А до тех пор пусть пока лежит. Задерживаться в пути из-за него, на самом деле, нисколько не хотелось. "Лучше бы тебе очнуться, ястреб, да поскорей".
Тем временем пустой живот отчетливо давал о себе знать. Степнячка полезла в свой небольшой дорожный узелок, достала платок, в который были завернуты ее дорожные припасы: четвертинка буханки темного хлеба, полмеры мягкого сыра да четыре особо полюбившихся в последнее время гадалке сушеных груши. Этого ей хватит еще дня на два, а там, может, подастся к какой деревеньке, купит чего на пару-тройку десятинок. Отрезав ломоть хлеба, девушка стала мастерить себе ужин.
"Травок бы заварить, мяты, вот бы хорошо было..." - мечталось ей. Только не в чем было заваривать: ни котелка, ни даже кружки - не имела Кондор привычки таскать на своем горбу лишнюю утварь: фляга одна - и хватит! Хоть и она жалела об этом порой, но все ж думала, что легче уж оставить все лишнее дома, да так обходиться, чем есть. Тем временем отмеренный кусок хлеба с сыром досадно быстро исчезал во рту. Девушка привыкла есть по столько - кошель-то ее редко тяжестью радовал, да и угощали ее чаще всего разве что руганью в спину, а то и в лицо. Но все ж хотелось и полакомиться чем посытней...
Но не успела она еще доесть, как заметила, что найденный ею человек зашевелился. "Ну и славно," - хмыкнула она, но на всякий случай поглядела в сторону поглядела на пасущегося рядом прекрасного коня. Коли что недоброе замыслит этот ястреб, так она запрыгнет на этого коня - и поминай тогда как звали! Будет знать!
Мужчина тем временем приподнялся в локте, пытаясь сесть, но голова его явно еще слишком была помутнена, и глаза невидяще скользили то по Ллёне, то по коню.
- Эй! - просипел он довольно тихо, но с натугой. - Эй, что происходит?
"Хорошие вопросы ты задаешь!" - гадалка, прищурившись, смотрела на незнакомца сквозь пляшущие языки пламени - в ее черных, как нынешняя ночь, глазах, они плясали точно так же, только куда острее. Недобрые глаза, подумалось бы кому угодно.
- Ничего не происходит. Отчего чему-то происходить? - Ллёна улыбнулась, понимая, что может легко сейчас запутать бедолагу, еще не пришедшего толком в себя. - Ночь ведь. Промочил бы горло ключевой водой, а?
Степнячка отвязала с пояса тяжелую дорожную флягу, наполненную доверху еще прохладной водой из того самого ручья, где она коня-то и встретила, и, привстав, протянула мужчине, не решаясь пока подойти ближе.
- Крепко тебе досталось, ястреб, ой крепко! Ты пей, не бойся, хорошая тут вода, не так, чтоб сладкая, конечно, но все ж... Тяжелая, небось, голова-то?

Искры костра летели в черное, бездонное небо. Наверное, если затушить огонь, вверху раскрылась бы россыпь безмерно сияющих звезд. Но Ллёна больше любила солнце и близкое тепло, чем далеких, холодных светлячков в темноте, а потому придвинулась поближе к пламени, чувствуя, как жар обдает лицо, словно бы накатываясь волнами.
- Не мне, коню своему говори спасибо. Жалко было такого красавца без хозяина оставлять, - призналась Кондор, поглядывая влюбленно на зверя. Она-то уж по его походке увидала, а не лишь по сиянью гривы, как он хорош. - Раз отлегло, подбирайся к огню, потолкуем, что ли, на ночь глядя...
Гадалка забрала у мужчины флягу и отпила сама. Прохлада внутри, жар снаружи: "Хорошо..."
- Что от того, что "голодранец"? - Девушка поморщилась, уж больно не нравилось ей это слово. - Многие в бедности живут, разве все поголовно слезы льют? Богатому, может, и власть дается, а у бедного хитрость завсегда есть, - девушка улыбнулась. "Камнем только в спину не кинь, а хлеба белого мне от тебя и не надо... Или надо?" Ллёна стала прикидывать, что же сможет выгадать из этого человека. Пока выходило, что ничего. По виду да по выражению его, он нынче из того рода людей, у которых, может, одна только честь за плечами и осталась. Или гордость. Но на обоих долго не протянешь.
- Как тебя называть? Меня зовут Жан. - Гадалка сощурилась. Тон, с которым произнес мужчина свое имя, ей не понравился. Коли он и правда благородного роду человек, так они - и богатые, и бедные - свое имя так не произносят... Или она совсем господ не видала! Ну да пусть будет Жан, отчего бы и нет? Говорят же: как ни называйся, только человеком оставайся.
- Люди Руфью меня кличут, ястреб, - отозвалась степнячка. Ложь в обмен на ложь? Она-то хотя бы так уже называлась... А он?.. Ложь, повторенная дважды, уже немного начинает походить на правду. - Так и зови. Спрашивать, как тебя угораздило, не буду, - хмыкнула Кондор. В степи у всех свой путь и своя дорога, пересеклись - и ладно. За спиной-то у многих не самая сладкая жизнь, а кому нравится горькие песни слушать? - Сам расскажешь, коли захочешь, а нет - ну и суда нет. Скажи-ка мне только, знаешь ли, не идет ли кто за тобой? У тебя-то конь добрый, ноги у него крепкие, вынесут... - "А у меня лишь свои две - много ли в них проку? А ну как пропаду тут вместе с тобой, окаянным!" Ллёна запрокинула голову, прикрывая глаза, чувствуя, как по груди перекатываются нити гладких бус. - Ээх... Голодранец... Мало ты, видать, горя хлебал, раз с таким вороным - и себя так зовешь... Были бы кони, а остальное наживем! - голос ее звучал так по-степному, лихо, беззаботно, вольно и неприкаянно.
- И где только таких коней растят... - мечтательно пробормотала она себе под нос. Этот-то, наверное, и не знает... А ей бы там побывать, поглядеть еще на табуны таких же дивных лошадок - вот бы было о чем потом вспомнить!

Ллёна на туманный рассказ мужчины кивнула. Сама она не была так уверена, что этого Жана не найдут: может, еще ночь да утро у него есть, а там уж при ясном солнышке уж как пить дать обнаружат. В этом его очень уверенный вид ее не обманывал. Но сказать, что шансов у него нет, тоже нельзя.
"Интересно все же, отчего это его убивать-то собрались?.."
- Вот там, за мной, - махнула она рукой, не глядя на нового знакомого, и оттого словно просто рассуждая вслух, - степи, поля. Скачи, куда глаза глядят. В овраге, балке какой можно схорониться, коли почуешь за собой погоню. А в лесах и правда коню не много простора... - Степнячке самой, бывало, приходилось прятаться в степях. Бывало, уведешь лошадку, а уйти далеко не успеваешь... Но коли есть запас удачи и верный, быстроногий конь - так из любой беды можно выбраться. Вот у этого второе есть, а первое?
Вот она говорила, а сама думала себе: "Значит с утра пораньше надо будет уйти, да идти побыстрей". Не хотелось попадать под раздачу вместе с этим молодцем. Девушка покосилась на него: коли не вернет себе силы к утру, несдобровать ему. Жалко.
Кондор задумалась: то щурилась, поглядывая на Жана, то отводила взгляд и хмурилась. Сомневалась. "Отчего бы мне?.. А вдруг выручит потом? А самой потом как протянуть? Нет, все же, хоть предложить надо, раз уж у костра одного оказались".
Степной костер ведь всем светит...
Гадалка вновь достала из узелка хлеб и сыр. На миг ей показалось, что от такого бедного угощения он точно откажется, богатые-то не черным хлебом, небось, живот наполняют... Но предложить все же надо было, он ведь, выходит, гость у ее костра, пусть и невольный. Обычай есть - надо исполнять. "Может, не просто так мне его Великая Кружевница послала?"
- Может, перекусишь? Раз не конец еще твоим бедам, то силы тебе будут нужны, - Ллёна, открыто улыбнувшись, протянула мужчине свою небольшую провизию. - Ты, верно, иной ужин принимать привыкший, но чем богата...
Она-то как-то дойдет до какой-никакой деревеньки, а там уж что-нибудь раздобудет. Видно, очень уж ночь да ощущение хоть раз нависавшей над головой опасности роднят, иначе такое расположение к мужчине у Ллёны было не объяснить. Просто сама не раз была одна в степи с лошадьми, загоняема, как заяц на охоте, и сейчас чуяла, что ли, товарища по несчастьям.
"Хм! Глупости какие на ночь в голову лезут!"

Смех Жана в ответ на такой доброжелательный порыв поверг девушку в изумление и заставил чуть смутиться. Неужели она глупость сморозила? Но в смехе мужчины не было ни капли злой насмешки, он отломил небольшой кусок хлеба - просто в знак, что принимает ее степное гостеприимство. Это гадалка сразу сообразила. И Ллёна стала ему благодарна: и за сохранность своих припасов, и за то, что распознал корень ее поступка. К этому человеку степнячка потихоньку проникалась симпатией: каким бы резким, суровым не казалось его лицо, все же улыбка смягчала эту резкость. Да и голова на плечах у него, видать, есть - этим не каждый похвастать может...
Слова нового знакомого заставили Кондор несколько задуматься. И как она не разглядела?.. И конь богатый, и шпага немного сбили ее, и гадалка не могла не досадовать на себя. В конце концов, такое у нее ремесло: по виду людей читать! А тут не смогла...
Пока гадалка корила себя за недосмотр, совсем прослушала следующие слова, только услыхала что-то за простоту да строгость. Да и куда, как не на службу Триединому отдают своих сыновей заботливые отцы? Заботливые - в плане родового имущества, вестимо. На монаха Жан, конечно, не походил, а вот на... Ллёна запнулась в собственных мыслях и решила не продолжать. Лучше оставить догадки, какими есть.
Такие уж ночи у костра - полные недоговорок и туманных, порой и сказочных историй, охваченные кольцом дымка и дрожащих теней...
- Ну, а ты, Руфь? Места тут глухие, нечасто встретишь одинокую девушку посреди леса, - Кондор улыбнулась. Верно, нечасто. Даже ее кровь девок далеко от стоянки одних не пускает, но у нее самой табора не было, вот и ходить было не с кем - не с прабабкой старушкой же? А степь звала вольное сердце.
- Я редко хожу по лесам, ястреб, больше все по краешку, степь моей крови роднее будет. Лес для каждого степняка полон загадок и ужасов, нечистых и лукавых духов. Для меня тоже. Я родилась в степях, в них, даст Триединый, и умру. Ребенком я потеряла свою родню, теперь уж не могу никак их сыскать. Так что весь мир теперь - мой дом, - она улыбнулась. - Отчего бы мне по нему не ходить, не дивиться красоте и величине его, на людей других не смотреть и себя не показывать? Я уж столько повидала: некоторые и за три жизни столько не увидят... Бывало, и в переделки попадала - куда без этого! Только где люди добрые выручали, где Бог помогал, а больше всего ноги конские выносили... Кровь-то моя от коня почти неделима.
Ллёна чуть слышно вздохнула, вспоминая о родном Рате. Как-то там ему, не захворал ли? О далеком милом вороном она теперь забыть не могла - уж больно часто красавец Жана напоминал ей о ее собственном.
Но этого - как там его назвал Жан? - Тома тоже попробуй выкинь из головы! Живая сказка, иначе и не скажешь...

Отредактировано Ллёна Кондор (19-04-2015 22:10:14)

Однако ж все хорошее когда-то заканчивается. Этого следовало ожидать.
Жан напрягся - Ллёна это заметила - и вскочил. Степнячка сразу поняла, к чему идет дело: метнулась развязывать путы на ногах коня. Том нервничал, вздрагивал и нетерпеливо косился в сторону леса, точно говоря: "Скорее, там беда!" Девушка тоже это чуяла и торопилась.
Но не успела. К костру подступил один вооруженный человек, и за ним уже слышалась целая ватага. Кондор осознала: сейчас вскочит на коня - и успеет уйти. Но у Жана были какие-то другие планы, иначе отчего было хватать ее и тащить в глубь леса?.. А нет, плана все же не было.
- Но как же?.. - только и сорвалось у нее с губ. Как он бросает коня? Почему? Нешто он не друг верный ему?..
"Вот же!.. Все-таки нечистый мне тебя послал, не иначе!" - гадалка зло сжала губы, не прекращая при этом бежать, перехватив для удобства юбку. Только дурные таких отличных коней бросают! Где-то там, позади, на растерзание ночным нападающим остались и уютный костерок, и ее узелок с пожитками, и - самое главное - красавец-Том. Она не оглядывалась, но отчетливо слышала испуганное ржание животного - и сердце ее обливалось кровью.
Особо погоревать, правда, тоже не вышло - судорожный бег от преследователя, безмерное количество ветвей, полосующих в темноте лицо, а в итоге - обрыв, в который ее утянули, не особо располагали к четким и осознанным мыслям. Степнячка, правда, даже не взвизгнула, потеряв опору под ногами и кубарем слетев в объятия земли, ухабов, камней и кустов.
Тело пересчитало на своем пути все, что могло, и теперь истошно ныло. О волосах думать просто не хотелось.
"Ох припомню я это тебе, ястреб, все припомню!" - мелькнула у нее мысль, но тут же девушка отмахнулась от нее. Это все потом. Вытащив на свет божий этого беглеца, она сама подписалась ему в помощницы и влипла в его же беды. Вот так и помогай...
Но видно, тут в Ллёне и проснулись все навыки и опыт ночей, проведенных в прятках от обозленных преследователей посреди ночной темноты. Где-то наверху мимо оврага лосем промчался тот незнакомец. Дурак. Она б, коли искала, в такие ложбины сразу в заглядывала... Ладно, коли бы, да кабы... Она ощупала землю. Влажная. "Плохо". Если спустятся сюда - а они спустятся - приметят следы...
Она дернула Жана за рукав: идем. Беззвучно ткнула пальцем на другой конец оврага и выше, к белевшим в темноте слоистым выступам породы. Безмерно осторожно, прислушиваясь к отдаленным голосам, двинулась к указанному месту. Ступала задом, заминала, затирала следы. Осмотрелась, вгляделась. Кусты, старая, искривленная елка. Неплохо.
"Хорошо еще, что он по дурости в лес дернулся: хоть схорониться есть где..."
Подтянув незадачливого беглеца наверх, силой девушка прижала его лицом к земле, под корягу. Черное его одеянье тот же час заприметят. Прикрыть его ветвями да еловыми лапами. "Быстро, быстро!" Где-то вдалеке легким эхом разлетались голоса.
- И не рыпайся! - глухо зашипела она, накидывая хвои. Остается лишь надеяться, что они без собак - иначе им точно несдобровать.
"Всегда мечтала благородного молодчика в труху и грязь лицом ткнуть". Рядом схоронилась сама: затаилась в тени за выступом накинула рябые платки, набросала веток. Если прочешут овраг и не заметят - считай, спаслись.
Авось пронесет. "Помогай нам, Чет-Нечет".

Отредактировано Ллёна Кондор (27-04-2015 23:49:13)

В висках после бега все еще пульсировала кровь и звучала громче всех окружающих звуков. Следовало унять сбившееся дыхание, пока никто еще не подобрался близко. Прикрыв глаза, Ллёна прижалась к земле. Опавшая хвоя пахла кисло и терпко, где-то рядом по трухе скреблись мелкие жучки. Они лезли по рукам, в волосы, щекоча и раздражая. Надо потерпеть.
Жан тоже притих - Ллёна лишь едва-едва улавливала слабый шорох. "Сообразительный," - довольно отметила про себя степнячка. Гадалка же вся обратилась в слух. Где-то сверху трещали беспорядочно ветви, но гул шагов преследователей в рыхлой сухой почве был почти неразличим. Собак слышно не было. Значит может и обойтись.
"А все же ломятся, как лоси, - нахмурилась Кондор. - Внимание отвлекают? Где-то засели и тихо ждут?.. Нет, нет, к костру пока не сунешься... Точно оставили там кого". Хорошо, что она все при себе привыкла носить: коли что, ничего важного она не потеряет. Теперь, коли их не заметят, - почитай, главная опасность прошла стороной. Останется лишь незамеченными выбраться из лесу да разойтись в разные стороны.
"Интересно, запомнил ли меня кто их них? Мало ли, какая ложь из беды выведет... Хотя добрый конь - вернее средство," - все ворчала про себя девушка.
Наконец, голоса зазвучали совсем близко: группа людей начала прочесывать овраг, их переговоры пока еще нечетко, но все же неотвратимо долетали до степнячки. Ллёна стала молиться да повторять про себя заговоры: "Говорил Царь-Ветер, приговаривал, он врагам моим наговаривал: "Будьте вы, супостаты и недруги, как печи озадей, как столбы в избе". Не будет у них ни ума, ни разума, ни мысли, ни памяти, ни советов, ни посулов. Кости, череп разойдутся, мысли киселём расплывутся, очи в сторону заведутся, а заснут сном глубоким - не проснутся. Ходить будут спящие, спать будут сидящие, говорить, зевая, ничего не понимая... Заговору моему ключ - сырая земля, брошен тот ключ за все моря. Никому ключа не сыскать, заговора моего не сломать..."
Только бы этот непутевый не дернулся.