Как многое сменилось в планах удалого конокрада этим вечером! Только-только думал подзадержаться в гостях у дядьки в шумном, многолюдном да веселом Лариасе, отдохнуть по-молодецки, а нынче уж готов мчаться хоть на другой край земли, в родные степи, сколько угодно коней загнать! И было б отчего - из-за девки!
С тех пор, как эта рыжая пичужка появилась у костра с его родней, молодой степняк следил за ней, глаз с нее не спускал. Как плясала, глядел, как пела и смеялась. И лишь когда прощаться стала, понял - не может он ее упустить. Или его будет, или ничья.
Тогда и задумал то, на что сейчас шел. Проворачивал все не единожды в голове, думал, куда отвезет да где сможет оставить, просчитывал и так, и эдак. Всякую добычу он брал раньше, но такой дорогой (а еще пуще - неизведанной) еще не было - и ему надо было быть как можно осторожней, гонясь за таким лакомством. Девушка уже вышла за городскую стену, Тагар, ведя за собой гнедого коня, - следом, но на отдалении, чтоб не приметила. Впрочем, таиться конокрада жизнь приучила, и даже животное степняк вел таким тихим шагом, что вовсе не привлекал внимания. Он-то думал, она останется на ночь, ан нет...
Как бы не наврала ему Ллёнка, что ничья эта певичка: уж он-то тогда этой безродной всыплет! Впрочем, о том, придется ли он "иволге" по сердцу али нет, он и не думал: а чем он хуже других? Слюбится, не барышня ж она какая, нос от него воротить!
А все ж, не иначе, околдовала его: как не поглядит на нее и нескольких минут, а душа уже ноет, сердце болит - на что такая жизнь? Да, возьмет он ее и пойдет с ней за Вечное Озеро, за Большой хребет, в вольную степь, на дикие луга, на тихие воды. Унесет ее так далеко, что коли и захочет уйти - не уйдет, что и не увидит ее там никто. Чтобы только его была.
В пути он на какой-то миг терял ее маленький силуэт в гаснущем вечернем свете, настораживался, чуть метался, как вдруг потерявшая след собака, и снова находил - и ускорял шаг, чуть нагоняя ее. В сумерках его темные глаза сверкали хищным огнем, и полумесяц, сменивший солнце на небесном полотне, слабо освещал смуглое мужское лицо и темные кудри под шапкой. Давно уж ни на одной вылазке он не был так же напряжен, давно так же не гудела у него кровь в голове.
Менестрель тем временем свернула к леску. Он сунулся было вперед, но приметил, что она стала готовиться на ночлег, и затаился за пригорком. Затлел маленькой желтой звездочкой костерок. Тагар все следил за ним и за мелькающей вокруг него фигуркой и долго, долго ждал пока не стихнут ее движения. Наконец та улеглась - но уснула ли? Рядом все возился в сочной траве гнедой - пусть набирается сил, дорога длинная нынче!.. Прождав еще с полчаса, как костерок стал совсем затухать, и алых угольков с места, где он спрятался, было не разглядеть, мужчина поднялся с места и стал по-охотничьи подбираться ближе (кабы не спугнуть!). Но певичка уже спала глубоким сном.
Он подошел к ней уже с конем и куда смелее. "Никак намаялась, что без всякого остраху уснула". Он смотрел на нее, и ему казалось, что сердце его разорвется в груди.
"Да какая она иволга, коли пела так сладко? У самого Триединого за пазухой таких птичек не водится, как эта".
- Миленька соловушка, - шептал он тихо, и его резко очерченное, хмурое лицо смягчилось, осветившись огнем чувства, что охватывало его все сильнее - так от забытого путником огня загорается степь.
"Ну, пора". Что медлить? Еще услышит кого-то рядом, проснется раньше срока.
Он уже присел около девушки, как нашарил рукой суму с лютней: видал он, как носилась она с ней, будто с торбой писаной. Ну, на то и говорят: гитара - родная сестра, баян - двоюродный брат. "Певичка все ж, заскучает без инструмента", - подумал он да, взяв сверток, приторочил к седлу. А потом вернулся к рыжей. Но она его и вовсе подле себя не слышала: уморили, видать, ее пляски степные, а может, тяжелый путь у ней был сегодня. Ну да ему на руку. Завернув спящую девушку в плащ покрепче да поплотнее, чтоб сразу и не выпуталась, как проснется, он взял ее на руки и долгожданная тяжесть показалась ему совсем невесомой. Может, стоило б и связать, чтоб наверняка, но так неволить ее он не хотел, даже мысли такой не допускал. Мужчина не очень ловко взобрался на коня и, прижимая рыжую к сердцу левой рукою, правой тут же хлестнул коня.
- Вперед, родимый, лети, как ветер!
За ночь он успеет уж добраться далеко, а там и до Вечного споро управится. "Не дам я тебе от меня уйти, золотая моя. Пусть хоть солнце с запада встанет, пусть хоть душу из меня вынут - что хочешь делай, а уж я тебя от себя теперь не отпущу".
[NIC]Тагар[/NIC]
[STA]Горячая голова[/STA]
[AVA][/AVA]
[SGN]Дикому соколу – ветер да небо,
Чащи оленю даны,
А сердце мужчины – женскому сердцу,
Как в стародавние дни.
А сердце мужчины – женскому сердцу…
В шатрах моих свет погас, –
Но у края земли занимается утро,
И весь мир ожидает нас!(с)[/SGN]

Отредактировано Ллёна Кондор (24-06-2015 01:42:55)

Ночь выдалась самой что ни на есть подходящей для ночной скачки: яркий полумесяц серебрил травы и полосу тракта, облегчая путь одинокому всаднику. И ни единой души вокруг - лишь луга, раскинувшиеся по обе стороны, как огромные крылья, да звезды, отблески тысячеглазого ночного бога. Мерно и гулко бьют конские копыта. Наездник ведет зверя умело, огибая все овраги да ухабы, известные ему, как линии собственной ладони, - недаром столько вылазок делали они на этой земле. То сбавляет бег гнедого - хоть в темноте он и за вороного сойдет - и ведет почти шагом, то пускает сильней, подстегивая да подбадривая. Рано ему привал делать, еще слишком рано.
Он едет уже очень долго, он пытался следить за звездами, но потом махнул рукой. Главное, что дорогу он знает, а уж утро когда-то да настанет. А ночь холодна, светла, как горный ключ, она глядит на всадника и, как мать, заботливо укрывает его подолом своего плотного плаща. Села и хутора спят, и когда он пролетает неподалеку, то не видит ни одного огонька, лишь смутные очертания домишек. Он проскальзывает никем не замеченный по тракту, словно призрак, и снова уходит в луга, срезая путь.
Не по-весеннему ледяной ветер бьет ему в лицо, хлещет воротом расшитой рубахи, треплет волосы, разбивается о широкую грудь - всадник и не чует, только плотней прижимает к себе хрупкую свою ношу, и она греет его изнутри сильнее всяких одежд и мехов. Пожалуй, если б кто заступил ему сейчас путь, он бы снес его, не раздумывая, только б не потревожили раньше времени ее сна и не задержали его ни на минуту. Но дорога его была пустынна, и даже тлеющих костров других странников было не видать.
А девушка в его руках даже порой улыбалась во сне - точней, ему все кажется, что он может разглядеть это в неверном лунном свете. Так ли это - не проверишь, не узнаешь.
Его путь очень долог, городки сменяют осторонь стоящие хаты, леса, речушки - все проходит мимо бесцветными тенями, а сна у него не было ни в одном глазу, словно все силы вдруг проснулись в нем, чтоб поскорей отыскать короткую тропу да выехать, куда нужно. А вот конь начал уставать, сколько всадник не менял его шаг, сколько ни щадил.
- Ничего, родимый, ничего, - похлопал он коня по шее. - До утра уж недалеко.
В том, что, проснувшись, похищенная им певичка потребует остановиться да объясниться, он не сомневался. Но лучше будет, коли он увезет ее как можно дальше до этого срока - чтоб ей уж особо и деваться было некуда.
Тем временем ночь становилась все реже, небо серело, расползались нехотя тени. Таяли и сны, и рыжая стала потихоньку лопотать да маяться, медленно освобождаясь из объятий дремоты. Впереди, куда направлялся степняк, небо было еще темным, он словно гнался за ночью, пытаясь вновь в нее погрузиться, но не успевал, никак не успевал! Оставалось лишь смириться с тем, что утро застанет его уже совсем скоро. И стук копыт все так же мерно раздавался среди ползущих по распаханным влажным полям туманов.
А за спиной его все светлело небо, обретая цвет серых перлов, и кругом начинали просыпаться первые пичужки - еще неуверенно, сонливо попискивая в садах и подлесках.
Тагар вглядывался в горизонт, разбирая в утренней дымке дальнейший путь, как услыхал тихий девичий вскрик и шевеление. "Может, коли не потревожить ее сильно сейчас, еще задремает немного," - мелькнула у него безнадежная мысль. В любом случае, рука, которой он держал девушку, не дрогнула и ни на миг не ослабла, все также уверенно подхватывая тонкое тело во время скачки.
Проснется - так проснется. Все равно иного пути нет.
[NIC]Тагар[/NIC]
[STA]Горячая голова[/STA]
[AVA][/AVA]
[SGN]Дикому соколу – ветер да небо,
Чащи оленю даны,
А сердце мужчины – женскому сердцу,
Как в стародавние дни.
А сердце мужчины – женскому сердцу…
В шатрах моих свет погас, –
Но у края земли занимается утро,
И весь мир ожидает нас!(с)[/SGN]

Отредактировано Ллёна Кондор (27-06-2015 01:31:20)

Да, его полонянка все же просыпалась и ворочалась да брыкалась уже куда сильней. Он все оттягивал момент разговора, сам не зная, почему. Боялся, что не найдет нужных слов? Э, чтоб он, да не знал, что сказать! А все ж душа неприятно трепещет в ожидании объяснений.
Степняк впился взглядом в туманный горизонт, чувствуя, как мечется певичка. Вдруг послышался ее вскрик:
- Отпусти! - Ожидаемое слово. Только придется разочаровать ее поначалу: упускать ее он точно не станет.
Мужчина усмехнулся, не отрывая взгляда от дороги:
- Как же я тебя отпущу? Расшибешься ведь - эвона как конь несется.
Гнедой Данат и правда бежал споро, но уже подустал, и этим приближал необходимость привала. Как бы совсем его не загнать. Стоило мужчине задуматься об этом, как конь под ним чуть споткнулся и, сам испугавшись этого, взбрыкнул, точно стряхивая с себя седоков. Тагар с похолодевшим на миг сердцем ощутил, как плащ девушки слегка выскользнул у него из рук. Всадник поспешно подхватил Ллинару, чуть подлетевшую от неожиданного движения коня, второй рукой.
- Ну, милый, что расшалился? - пожурил он коня, подтягивая повод. - Птичка у нас легкая, того и гляди не снесет твоих фокусов - слетит да крылышки себе переломает! - он насмешливо скосил взгляд на Эйдан. - Думаю, нам обоим этого не надобно, верно?
Бег коня наконец выровнялся, Тагар пустил Даната медленней. Раз уж проснулась рыжая, верно, что-то на первых порах да придется ей кратко объяснить, а так говорить будет все же легче...
Тем временем в лугах все замерло в ожидании: вот-вот вонзятся в спящий мир первые солнечные лучи. Вероятно, день выдастся жарким - ни единого облачка в серебристых небесах. Но пока прохладный воздух обволакивает плотным одеялом и баюкает после бессонной ночи. Только нынче не время.
[NIC]Тагар[/NIC]
[STA]Горячая голова[/STA]
[AVA][/AVA]
[SGN]Дикому соколу – ветер да небо,
Чащи оленю даны,
А сердце мужчины – женскому сердцу,
Как в стародавние дни.
А сердце мужчины – женскому сердцу…
В шатрах моих свет погас, –
Но у края земли занимается утро,
И весь мир ожидает нас!(с)[/SGN]

Отредактировано Ллёна Кондор (23-07-2015 02:23:58)

- Останови! - на ее требование мужчина лишь чуть засмеялся да ответил:
- Как же я коня остановлю? Он всю ночь пролетел, как птица, коли его сейчас осадить - так у него и сердце станет. Где я еще такого славного найду? - "Еще неизвестно, что тяжелей отыскать: хорошую девку али коня!"
Ну хоть брыкаться эта рыжая перестала - и на то спасибо! Трепет ее испуганного сердечка едва слышно и блаженно отдавался в теле. Данат наконец выровнял ход, позволяя седокам тоже перевести дух от встряски. Шутки шутками, но пора подумать о привале. Под сильной рукой конь все же плавно перешел на рысь, а после и вовсе, тяжело дыша, поплелся шагом.
На возмущенные восклики полонянки степняк скосил на нее глаза:
- Не хочу я твоей смерти. Женой тебя взять хочу, - сказал он коротко, на том и покончил, уже не слушая ничего, и продолжая свой путь.
Солнце мягко, но неожиданно выскользнуло из-за горизонта, и его первое тепло вдогонку коснулось мужской спины. Разгоряченная кровь наконец более-менее унялась в Данате, только больно он утомился... Выждав еще немного конокрад, похлопав его по потной шее, остановил зверя.
- Ну, тэрдев, драго, хватит!*
Конь тут же, мигом ощутив свободу, принялся жадно хрустеть свежей, колкой зеленью. Тагар слез на землю, все так же придерживая менестрель. Стоило его ногам коснуться мокрой, тяжелой росяной травы, безумная усталость охватила мужчину. И отчего он куда-то спешил, куда-то несся?.. Утро начиналось поистине великолепно, так полно, свежо и сладко, что хотелось есть его ложкой, вдыхать влажный воздух полной грудью и позволить ранним птичкам чуть убаюкать себя. Рассвет гнался за призрачным месяцем, вот-вот грозя поглотить его, а вокруг стояла безлюдная тишина, нарушаемая лишь короткими трелями откуда-то из зеленого моря до самого горизонта.
Мужчина усадил рыжую, все так же завернутую в одеяло, боком в седло и, властно удерживая в стиснутом кулаке, лежащем на конской холке, повод, прямо и беззлобно глядел в бледное, испуганное, но неизменно золотое и милое девичье лицо. Тагар стоял перед Ллинарой смуглолицый, черноусый и чернобровый, и восходящее солнце, преломляясь, отражалось в его темных глазах сотней звезд. Прозрачные лучи запутались в темных кудрях, обострив все черты и блестя на белых зубах, придавая мужчине немного дикое выражение, но вместе с тем очерчивая яркую, цветистую удаль.
- Послушай-ка меня, девица, - нарушив наконец томительное для полонянки молчание, он подался к ней, и кончики ее тонких ступней чуть касались его богато расшитой рубахи. - Покаммём мэ ту, полюбил я тебя, со вчерашнего вечера ты, золотая, в душе у меня сидишь, хоть псом вой. Ты все плясала тогда, а мне каждый топот твоей ноги - что кузнечным молотом по сердцу. Я раньше никого не боялся, ни о чем не тужил, что хозяин в доме - я был в степи. А теперь-то? Мне твои глаза вот тут сидят, - удар в грудь отдался гулким звуком. - Я нынче выйти в поле не могу: много чего видно, а твоих глаз нет. Не по мне это: коли по сердцу, так десять пар сапогов стопчи, а достань!.. И крови моей степной не чурайся, соловушка, у меня добра много: чего захочешь - все достану. Не чурайся...
Он все не сводил с нее глаз.
______________________________
* - Стой, дорогой, хватит!
[NIC]Тагар[/NIC]
[STA]Горячая голова[/STA]
[AVA][/AVA]
[SGN]Дикому соколу – ветер да небо,
Чащи оленю даны,
А сердце мужчины – женскому сердцу,
Как в стародавние дни.
А сердце мужчины – женскому сердцу…
В шатрах моих свет погас, –
Но у края земли занимается утро,
И весь мир ожидает нас!(с)[/SGN]

Отредактировано Ллёна Кондор (03-10-2015 00:19:43)

Степняк заметил, как отстранилась от него менестрель. В груди неприятно кольнуло.
- А не думал ли ты, горячая кровь, что сердце мое другим быть может занято? Что другому я в жены обещана?
- У нас на то свой обычай да закон, обещана али нет - что за дело? - Тагар спокойно пожал плечами. Ему, вестимо, было дело: недаром же он у той безродной, что эту рыжую к ним в Лариасе привела, все ходил да выспрашивал. "Был да сплыл," - ответила ему тогда чернявая. Только еще и глядела так - тьфу, лишь бы не сглазила, ведуньина внучка! - никак, не забыла еще старых дел. "И чего зверем глядеть, кто старое помянет..."
Так что словам полонянки степняк не поверил. "Был да сплыл, - повторял он себе раз за разом, как ворожбу. - Был да сплыл".
- И чем я тебе не жених? - улыбнулся он, только, видать, вышло слишком хищно. Не давая девушке и мгновенья на раздумья, конокрад подхватил ее на руки, сняв с седла. - Да не гляди на меня так, не обижу я тебя, не трону - у нас не заведено, - хмыкнул мужчина и опустил Ллинару, завернутую в одеяло, точно дитя, в травяные волны луга. Все равно далеко не убежит.
Данат дышал слишком тяжело - наезднику это не понравилось. Несколько спешно он стал снимать упряжь, освобождая сильное тело зверя от ремней.
- Да разве ж я отнимаю твою свободу, золотая? За руки не держу, ног не вяжу. Привезу лишь к себе, будешь гостьей у меня. А там и поглядишь: люб али нет, - Тагар оставил седло на земле, принявшись отирать плотной тряпкой пену и пот с боков Даната.
- Тяжело, родимый? Тяжело... Ничего, это дело поправимое. Ешь, хороший, пока толкуем - путь неблизкий... - все бормотал он, сильными движениями проходясь по рыжей конской шкуре. Закончив и достаточно разогрев гнедого, степняк, потрепав Даната по гриве, выдохнул, оставляя его лакомиться зеленью дальше.
- Эх, соловушка... Совсем уж неволить тебя не буду, да и отпустить я тебя не могу, сердце болит. Гнилой зуб ведь раскачай да вырви, а сердце из груди не вырвешь... - он как-то странно болезненно глянул на рыжую и устало опустился рядом с ней в сплетения сочного клевера и не раскрывшего еще с утра свои розовые цветы лугового горошка. Посидел так да и откинулся назад, заложив руки за голову. Сладкий запах смеси трав и медвяной росы ударил в нос, рубашка тут же промокла и холодила спину. Тагар поглядел чуть в небо, чуть на золотую девичью косу, мерцающую в свете свежего солнца, и прикрыл глаза. "Хорошо..."
Как бы тут и не уснуть.
[NIC]Тагар[/NIC]
[STA]Горячая голова[/STA]
[AVA][/AVA]
[SGN]Дикому соколу – ветер да небо,
Чащи оленю даны,
А сердце мужчины – женскому сердцу,
Как в стародавние дни.
А сердце мужчины – женскому сердцу…
В шатрах моих свет погас, –
Но у края земли занимается утро,
И весь мир ожидает нас!(с)[/SGN]

Отредактировано Ллёна Кондор (21-10-2015 02:58:38)

- Э, милая, экая ты жестокая! Я без тебя света не вижу, хоть глаза себе выкалывай - все одно будет, так тебе не по сердцу - иди, степная кровь, прочь! А как кому тебя отец обещал - так ты и в руки к тому сама бежишь... Только что мне до твоего отца - не его ж под венец вести! - Тагар пригладил усы. Вот уж придумала! - Захочешь повидаться, за прощением али еще за чем, - отвезу потом, коли попросишь...
Коли его эта птичка будет, так он ее и правда хоть на край света доставит, стоит ей только слово сказать, только в нужную сторону кивнуть.
Только б его была.
- ...Гости сами приходят в дом и вольны уйти из него тогда, когда пожелают. Но есть ли такой выбор у меня? Подумай сам, позволишь ли ты быть действительно гостьей, которая сможет удалиться, ежель ты люб не окажешься?
Конокрад вздохнул, смахнул колосок, нависший над лицом.
- А может и позволю да отпущу? - степняк все еще широко улыбался. - Откуда же знать, какой картой будет бить Игрок? Отпущу... - повторил он, смакуя эту мысль, не особенно приходившую раньше в голову. - А сам следом пойду... Ха! - Тагар хмыкнул, насмехаясь над самим собой: виданое ли дело, так за девкой волочиться! Но он чувствовал, что за этими синими глазами можно и последовать. 
Слушая птичьи переливы, мужчина все раздумывал над этим: пошел бы али нет? Все же ни одна девка летнего заработка не стоила. Али все-таки была такая? От себя он не скрывал: подобную девушку еще поди поищи, да и будоражила она его сердце хлеще степных краснодольных пожаров. "Но должно ж когда-то попустить! Али нет?" Да не вечно ж так за ней хвостом бегать...
- Почем знаешь, кто добр, а кто нет? Говорят, умеют некоторые девки сердце насквозь видеть, да только отчего б тебе тогда не поглядеть, как сильно ты мне люба, а, соловушка? Может, тогда ты на меня ласковей бы смотрела...
Мужчина приоткрыл глаз, лениво наблюдая за наконец выпутавшейся из одеяла Ллинарой, разглядывая ее детскую закрытую позу и светлые, в солнечную веснушчатую крапинку руки.
- Беги, коли хочешь. Я по вашему краю каждый куст да ложбину знаю - уж сыщу. А ты ноги разомнешь: путь-то еще неблизкий, - он пожал плечами и закрыл глаза, весь погружаясь в слух.
Данат рядом сладко хрустел клевером, и зеленый сок тек по его темной морде. Сделав пару шагов, он ткнулся к девушке, поводя ушами и устало пофыркивая.
- Не бойся - не укусит, - пробормотал Тагар.
[NIC]Тагар[/NIC]
[STA]Горячая голова[/STA]
[AVA][/AVA]
[SGN]Дикому соколу – ветер да небо,
Чащи оленю даны,
А сердце мужчины – женскому сердцу,
Как в стародавние дни.
А сердце мужчины – женскому сердцу…
В шатрах моих свет погас, –
Но у края земли занимается утро,
И весь мир ожидает нас!(с)[/SGN]

Отредактировано Ллёна Кондор (28-10-2015 10:40:42)

Взгляд Ллинары так и оставался равнодушным: то насмешливым, то горьким - но таким же холодным.
- ...Да не захочет он видеть меня, коль скоро я за тобою окажусь… Обидела его твоя кровь, сильно обидела…  Жену увела. Может, вот точно так же, как и ты – силком да против ее воли, лишь потому, что дурь и блажь в голову взбрели…
Тагар, выслушав это, прищелкнул языком.
- Видишь ли, соловушка, замужних у нас не уводят, особенно против воли, - знать, сама она за нашей кровью пошла. - "А ну никак и ты в матушку? От крови не уйдешь..." - Да ведь похоже, твой отец только за одним тебя женихом видеть хочет: не только меня, но и других в зятьях не ждет? Ну, невелико горе тогда...
Резкие слова девушки полосовали степное сердце глубже орочьего ножа, но мужчина отчего-то не чувствовал в себе и капли злости, только охватывающую тяжелыми лапами тоску, так что на небо лезь да раненым зверем вой. А потом смотрел он на ее светлые руки, на золотящиеся в солнечном свете волосы, и забывал об этом, точно зельем каким опоенный. Менестрель и не оборачивалась в его сторону - а он уж и об этом не просил: только б самому глядеть хоть одним глазом.
- Сложные вы, девки, - вздохнул мужчина, - все вам думай да гадай. Ничего не знаю, соловушка, кроме того, что нужна ты мне больше солнца на небе. Кто ж над сердцем властен, когда Капризная Гостья в дом приходит!
- Ты не передо мной паясничай, - заявила ему Ллинара. – Ты сам себе на вопрос мой ответь. И поймешь, может, отчего мне так тяжело сейчас даже представить, что ты что-то хорошее можешь мне пожелать. Неужели не догадываешься?
Тагар вновь опустился на землю, стал глядеть в сияющее утреннее небо. Долго он молчал: не то, чтобы особенно думал о словах полонянки, а так... Мысль его летала где-то выше, меж золотыми искрами жаворонков и легкой кисеей облаков. Конечно, он догадывался, к чему клонила девушка. К воле. Но его не особенно это волновало: как-никак, а давний обычай. Предки дурного детям не оставят, а коли из века в век этот завет хранится, так видать, что-то в нем есть. Но эта... эта была другая. Степняк ясно чуял в этой хрупкой певчей птичке некую внутреннюю силу, которая, быть может, была даже больше его собственной. "А ну как не по зубам тебе такая?.." - мелькнула у него ехидная мысль, но он тут же отбросил ее. И не такую добычу брали, и не таким бедам хребет ломали!
А кто знает, может, он и зря петушится да хорохорится... Только не отпустить ему ее, никак, никак, никак...
"Слюбится еще, - твердил он себе. - Она ведь и не знает еще, каков я. Точно слюбится".
Порешив так, конокрад закрыл глаза, чуя, как топчется рядом гнедой, трясет гривой да горячо дышит в нежную девичью ладонь. Стало даже немного завидно - этому-то можно эдак ластиться!
Лежа неподвижно и будто бы задремав, он весь обратился в слух. Вот хрустнул рядом сочный куст под конским копытом, вот разрезает небо птичья трель, и мужчине порой казалось, что среди тихого шелеста трав он может различить и женское дыхание. Но возможно, лишь казалось.
Тагар отдыхал еще долго, пока солнце окончательно не выкатилось из-за горизонта и не начало потихоньку припекать. Тогда степняк резким движением поднялся, разгоняя сонливость. Менестрель все еще сидела рядом. Решила пока не бежать, значит? Что ж, поглядим, что ослабнет раньше: ее терпение али его чуткость.
Тагар потянулся, глубоко вдохнул ароматный воздух полной широкой грудью, ощутив небольшой прилив сил. Данат поднял голову, глядя на хозяина. Гнедой тоже выглядел куда лучше: отдохнувшим да бодрым. Да и за долгие годы всех их передряг оба: и конь, и всадник привыкли к тому, что у них есть лишь короткая передышка перед еще одной долгой дорогой. Только в этот раз еще и во весь опор можно не скакать - разве не красота?
- Вот что, соловушка, - начал было степняк, но, столкнувшись с суровым взглядом синих глаз, чуть порастерял набранную уверенность. - Поживем - поглядим. Коли и правда невмоготу тебе со мной будет, коли и правда, как сказала, гореть от тоски будешь, тогда отпущу. Что же мне еще останется делать-то? Сама сказала, что я тебе пока незнаком да неведом. Так что пока погоди от меня бежать - дай хоть сколько сроку. А там видно будет.
Он с мягкой улыбкой подал рыжей руку.
- Добро?
[NIC]Тагар[/NIC]
[STA]Горячая голова[/STA]
[AVA][/AVA]
[SGN]Дикому соколу – ветер да небо,
Чащи оленю даны,
А сердце мужчины – женскому сердцу,
Как в стародавние дни.
А сердце мужчины – женскому сердцу…
В шатрах моих свет погас, –
Но у края земли занимается утро,
И весь мир ожидает нас!(с)[/SGN]

Отредактировано Ллёна Кондор (22-12-2015 01:00:23)

Протянутая белая девичья ладонь показалась в тот миг Тагару огромным знаком. Он бережно охватил ее своей: темной, прокаленной степным солнцем, помог полонянке подняться, но отпускать все медлил. Он был в делах сердечных несведущ: Чета-Нечета знал, как облупленого, а Капризная Гостья дом его обходила прежде стороной. А потому только и мог делать да говорить так, как хотело, как звучало его степное сердце.
- Волей своей клянусь, соловушка... - начал было он, но звонкий, холодный, как криница в тенистом яру, девичий голос оборвал его:
- Хотя как верить тому, кого даже имени не знаешь?
Тут-то Тагар растерялся. Надо же, казалось ему, все он ей сказал, как и что хотел, а надо ж такую ерунду забыть!
- И правда, эк я запамятовал... - мужчина кашлянул в кулак, заминая эту неловкость. - Тагаром меня зовут, из вольного рода Борибалвал я... Бориветер это по-вашему, али Пустельга. Уж кому как в привычке.
Подхватив девушку на руки, степняк усадил ее по-женски на седло. У их крови не в обычае было девкам верхом ездить, разве что когда на то от шувани дозволение есть, навроде как у той безродной чернавки. Уж ведунья-то знает, как коня от женской скверны защитить. Ну да соловушка - дело другое, она и крови чужой, и волоса цвет у нее счастливый. А Данату роздых будет.
Степняк перехватил коня под уздцы и отдал повод Ллинаре, чтоб держалась. В том, что рыжая хоть сколько-нибудь была научена толково ездить верхом, как и вообще любая из девок, он сомневался, хоть и не спешил озвучивать эти свои мысли. Значит пойдут потихоньку - спешить теперь все одно некуда. Мужчина поднял глаза на сидящую в седле полонянку. Солнце искрилось чистейшим золотом в ее волосах и стыло в ледяном отстраненном взгляде ярко-синих глаз.
- Красивая ты, Ллинара, что правда, то правда, - хмыкнул он, с удовольствием пробуя произносить это имя. - У нас таких девок не водится. - Степняк зашагал вперед: конь нехотя подался сильной руке и пошел следом мерной поступью. Тагар глядел в небо. - Люди говорят, голубые глаза у ведуний, но ни одной такой ведуньи я не видал, а вот строптивицы, поди ж ты, бывают, - с усмешкой скосил он глаза на девушку.
Поля то показывались из-за холмов, то пропадали за очередным леском, где-то вдалеке поблескивал извилистый, как змея, приток Саррены. Солнце уж разошлось и грело наконец действительно по-летнему, хоть пришедшему из обжигающей Степи Тагару и это казалось прохладой. До Вечного Озера путь еще долог - он-то своим ходом пройдет, коли надо будет, еще больше, а вот птичка его точно утомится. Прикидывая, до какого погоста они смогут добраться к вечеру и не снимут ли там с него за прошлые дела голову, степняк не оборачивался на девушку, но тот ее холодный взгляд и протянутая рука стояли у него перед глазами, и вскоре он стал напевать себе под нос:
- ...Где бы я бы ни был,
Что бы я не делал,
Всюду предо мною эта синева:
Только голубые-голубые маки
Голубые маки, как твои глаза...
Песенка была совсем недавней, сочиненной кем-то из знакомых под таборную пляску, прилипчивой к языку и одновременно глупой: ну где это видано, чтобы маки - и голубые! "На пьяную голову чего только не придумается..." Но все же только сейчас Тагару она показалась безмерно правдивой.
Чудно...
[NIC]Тагар[/NIC]
[STA]Горячая голова[/STA]
[AVA][/AVA]
[SGN]Дикому соколу – ветер да небо,
Чащи оленю даны,
А сердце мужчины – женскому сердцу,
Как в стародавние дни.
А сердце мужчины – женскому сердцу…
В шатрах моих свет погас, –
Но у края земли занимается утро,
И весь мир ожидает нас!(с)[/SGN]

Отредактировано Ллёна Кондор (07-06-2016 14:52:52)

Дорога и правда была монотонной. Постепенно молодой степняк решил, что у Седой, мелкого притока Саррены, свернет на ночлег в одну из деревушек, где у знакомого был постоялый двор. Они там будут, конечно, к сумеркам, а то и раньше - жаль, ведь могли б еще вперед пройти. Ну да надо где-то остановиться, а получше все одно ничего нет...
Решив про себя этот вопрос, Тагар ушел мыслями в дела будущие. Вот-вот разгар лета, пора самого опасного, но и самого важного, самого удалого промысла. Потом уж утомительная череда простоев, переходов, перекрасок, перековок - чтоб очередной табунок на осенних ярмарках сбыть и вернуться с очередным кровью и потом выловленным барышом в родной табор, к матери. А теперь, быть может, еще и к невесте... Тишина вокруг и мерный шаг только способствовали таким раздумьям, перескакивающим с одного задума на другой. Будущая "невеста" сзади тоже притихла. Обернувшись к ней, мужчина увидел ее вновь задремавшей, и, успокоенный, уже был готов вернуться обратно к своим размышлениям, когда что-то его смутило. Он обернулся вновь и присмотрелся к тому, что так зацепило его, - к амулету на груди. "Погляди-ка, совсем как у нас!" - почему-то эта мысль не отпускала конокрада. Дождавшись, когда девушка приоткроет глаза, ненадолго стряхивая с себя дорожную дрему, Тагар кивнул коротко на амулет:
- Откуда у тебя это? - потянувшись к камню, он приподнял его кончиками пальцев, рассматривая поближе. Точно, так и есть. Не такие, но подобные узлы он часто видел у сородичей, да и сам при себе пару похожих носил. Что же этот значил, мужчина не знал. А камушек-то какой... Тоже степной, погляди-ка.
...В родной Степи этот камень называли "грасторэ-тхуд" - "кобыльим молоком" за теплый молочный цвет. Водился он там, что правда, нечасто - у одних только оазисов да овражных ручейков когда-никогда. Матери притаскивавшей эти камни детворе рассказывали всякие сказки про Небесную кобылу, напитавшую своим молоком первые звезды. Пролитые капли, мол, окаменели и вот еще со времен создания мира встречаются кое-где...
А одна вот, на шее у соловушки.
Тагар поднял черные глаза на полонянку, долго пронзительно смотрел на нее, потом отвернулся и повел Даната дальше.
- Спрячь получше, - бросил он через плечо. - Такие вещи берегут от чужих глаз.
Мерное путешествие возобновилось, но такое же бездумное спокойствие уже поколебалось. Степняк чувствовал неловкость и необходимость как-то заполнить тяжелую пропасть молчания.
- А давно ты с этой... - Тагар долго, с явным усилием вспоминал нужное имя. Такие безродные девки обычно проходили мимо него одинаковыми тенями, да и что там разглядывать! Куда там им до эдакой птички... - шувани внучкой, Ллёнкой сошлась-то? - Мужчине хотелось, чтобы вопрос его звучал как можно более беззаботно. - Разве вы водите дружбу с нашими девками?
В разговоре с любой сородичкой он бы скорей отделил оседлых имперцев от степной крови, а не наоборот, как теперь. Действительно, даже дети, следуя примеру и поученьям родителей, то и дело колотили "чужаков" или хотя б просто презрительно обводили взглядом. Что уж говорить о девках - они-то Чужаков к своему костру редко водят. Коли сам гость забрел - тут уж ничего не поделаешь, принимай как след, а так... Степняк все думал: вдруг эдак поймет, отчего ему на его вольной дороге попалась эта пичуга?
[NIC]Тагар[/NIC]
[STA]Горячая голова[/STA]
[AVA][/AVA]
[SGN]Дикому соколу – ветер да небо,
Чащи оленю даны,
А сердце мужчины – женскому сердцу,
Как в стародавние дни.
А сердце мужчины – женскому сердцу…
В шатрах моих свет погас, –
Но у края земли занимается утро,
И весь мир ожидает нас!(с)[/SGN]

Помявшись, девушка все же начала расспросы, и степняк охотно подхватил разговор.
- Что это за амулет? И почему его лучше не показывать никому?
- Что за заговор ведунья старая наплела - того не знаю. Камни я такие знаю, у нас в Степи отыскать можно, сказки даже всякие рассказывают про них, а узлов таких я не видал. Наша кровь много похожих носит, - подтверждая свои слова, степняк вынул из-за пазухи длинный шнур, увязанный в долгие, хитрые сплетения узлов, и показал Ллинаре, - да мало кто знает, что все они значат. Это уж удел ведунов и колдунов, они много секретов таких хранят: как на нити жизни человека нужную петлю завязать. И все же все, в чем сила или заговор хранится, от чужих глаз держать надо подальше - порядок такой. Украсть не украдут, а силы в нем не станет или еще и на сглаз какой поменяют, - хмыкнул Тагар. - Бед и так на пути много, зачем еще одну на шее носить?
Может, все это и не так, и ничего в этих побрякушках нет, одна слепая вера да небылицы - и все. Только на пустом месте и разговоров бы не было, так что лучше уж лишний раз послушать старых людей да ведунов. Ему вот в его промысле точно лишних напастей от лихих глаз не надо - хватает ему бед от тяжелых цепов, острых кос да злопамятных прево.
Рыжая смотрела на мужчину все так же дико и опасливо, но говорить все же стала дальше, а это что-то да значило.
- ...А с Ллёной мы просто друг другу понравились, видно. Она сказала, что такая гостья как я приносит удачу.
- У нас всегда так говорят, - усмехнулся степняк. - Вы солнцем отмеченные: волосы из золота, удача за спиной. Хотя, может, и еще что она знала - с шувани-то как-никак в родстве. Так-то у нас не заведено с людьми на ваших землях водиться. Тут, - Тагар тряхнул головой, точно отчеркивая себя от всего вокруг: мирных зеленеющих полей, тенистых перелесков и тонких, несмелых речушек, - жизнь легкая, спокойная, все в свой черед, и год от года по колее своей катится, и колея эта широкая, а вокруг сады и пашни. Наша-то кровь иначе жила - а многие и сейчас живут... Была ли ты когда в объятьях Великой степи, соловушка? Видела ли когда, как вычесывает ветер серебряный ковыль, как расцветают на зубцах темных скал каменные розы? - конокрад и не заметил, как увлекся своим рассказом и теми картинами, что всплывали в его памяти. Выходец из золотой, вольной, но жестокой земли, он боялся и уважал ее, злился за ее неприветливость и тосковал по ее просторам, и сейчас гордое степное сердце стало рваться обратно, туда, за горные хребты, в жаркие объятия родного края, но он одним волевым усилием усмирил его - не сейчас, уж никак не сейчас, когда самый разгар его промысла, а на верном Данате, что расслабленно идет за ним на поводу, - солнечноволосая невеста... - Солнце там жестоко, оно не ласкает лица, а жжет, точно клеймо ставит. Земля там почти не родит: сковырнешь носком - а под дерном голый камень. Раньше было и того пуще: ночью завалится орочья ватага, мужчин всех зарежет, а девок да коней всех уведет - и будто и не было целого табора. Сейчас поспокойней, вестимо, да всякое бывает... - Он и сам не знал, зачем рассказывает это все. Запугать девицу, чтоб охотней сбежала - а ну как завезет и ее в дикий край? Но продолжал говорить, занимая этим долгий путь. Все одно на сказки или песни он не мастак, байки травить да шутками сыпать язык у него не подвязан. Шальных историй он мог порассказать много, да нужны ли они девице, станет ли такое слушать? Так что говорил, пока она слушает, а там куда выведет. - Потому-то многие через перевалы таборы уводят в ваши края. Видят вашу жизнь мирную да богатую: кто обозлится, кого зависть зажрет, кто просто не приживется и особняком держится. Есть такие, вестимо, кто смягчится, осядет, забудет жизнь кочевую - почета в этом мало, да каждый сам кузнец своей судьбы. Оттого-то и повелось: свои - тут, а чужие - там, и веры одних другим никакой. Ну или только самую малость, на ноготок. Оттого и чудно мне, что она тебя привела. Хотя она безродная, чудная, шальная - кто ее разберет, что у нее в голове, - пожал плечами мужчина. Уж он-то знал, какой безрассудной, беспокойной может быть эта девка. Вот еще и на дело мужское, лошадное, ходит порой, будто в нем смыслит что! - Может, бабка ее что нашептала, тут уж никогда не знаешь, - шувано да шувани с духами говорят и в дух человеческий зорко глядят.
"Может, все, что сталось, и все, чему еще только предстоит статься на нынешнем пути, - все судьба, все старой ведуньей уже давно увидено? Может, уже и не изменить ничего: чему быть, того не миновать?" Только дальше небесного края не залянешь, а жаль...
[NIC]Тагар[/NIC]
[STA]Горячая голова[/STA]
[AVA][/AVA]
[SGN]Дикому соколу – ветер да небо,
Чащи оленю даны,
А сердце мужчины – женскому сердцу,
Как в стародавние дни.
А сердце мужчины – женскому сердцу…
В шатрах моих свет погас, –
Но у края земли занимается утро,
И весь мир ожидает нас!(с)[/SGN]

Отредактировано Ллёна Кондор (21-07-2017 09:23:22)

На слова Ллинары про ведовства, Тагар смешливо цокнул языком:
- Ну, то вам, девкам, видней, вас всех ведуньями рождают, только кто порчу наводит, а кто глазами одними к себе ворожит.
Не всем словам ведунов он доверял, уж больно разных встречал. А вот рыжая, похоже, всему, что ей наговорила старая степная шувани, поверила. Эх, девки, легкий на веру народ! Порой и старого человека слов не надо, просто за пригожим идут, что ни наплетет. Он и сам паре таких когда-то давно головы крутил - баловство одно, жестокая гордость мальчишечья.
А с этой вишь - споткнулся конь на ровной дороге, не смог придорожного камешка перепрыгнуть. Эту в объятья не возьмешь, к груди не прижмешь, слов ласковых, и тех слушать не хочет.
Ну что делать будешь!
– Жалко только, нет у вас поверья, чтобы таких как я не обижать, иначе удача-то вас и покинет, - проворчала золотая сзади.
- Эх, соловушка, так ведь рук не замочив, не умоешься. Да и пообещал ведь уже, что не трону, не так уж и много обиды пока ты от меня видела, - откликнулся ей в ответ мужчина.
Он шел и слушал ее рассуждения о степи да о солнце с почти что улыбкой. Его в море не тянуло. Вода дурная, не пойми что в темной синей глуби таится, что там делать? Коней Морского Хозяина в волнах ловить? "А все ж отвезти ее как-то надо. Чтоб не чахла совсем. Вот поедем на торги - может, в Йизеру выберемся, али того лучше - в Моншир. Там-то и до Степи рукой подать. А что? И выберусь!" - раздумывал он себе.
И все ж... И сухо ей, и ожоги... Нежная, солнечная, обласканная благодатной землей птичка. Взять бы в ладони, спрятать за пазуху, и чтоб уж ни жар, ни ястреб, ни орк не достал. Голос тонкий, крылья легкие, косточки почти прозрачные - хрупкая, оттого еще ценней... Тагар не удержался и обернулся к своей "невесте", а та только одарила резким взглядом синих, как осеннее небо, глаз.
Да, всем таборным девкам до таких глаз, как сухой, жилистой полевой кашке до россыпи звезд на ночном небе. Куда там!
- Может, и не глупа. А лучше б сидела себе около бабки и в мужское дело не лезла, - не удержался от едкого слова степняк. Было дело старое, и лучше бы было про него не поминать, а вот надо ему было столько раз уж за эту безродную говорить! Совестливая досада тут же принялась голодно грызть душу, но он мысленно отпихнул ее, мелкую да надоедливую, сапогом в угол и решил больше о Ллёне не говорить. Толку? Кто старое помянет...
Они прошли еще с полверсты, как вдруг рыжая заявила хмуро:
- Беду ты мне принесешь, черную. Я-то уже знаю...
Тагар послушал полонянку и до конца не поверил. Чего только не наговорит, чтоб разжалобить или обдурить. Не таков он был, чтобы раз ухватив, тут же просто так отпускать. Он, конечно, обещал отпустить, коли надо будет, и слово свое степняк собирался держать, но уж точно не сейчас. Пусть еще побудет пока на конской спине, пусть посверлит еще упрямым взглядом, пусть поцедит зло слова - уже того было вдосталь. Лучше б, конечно, приласкала удалого, ну да время поправит еще.
- Беда черная мне сестра, соловушка. Уж как-нибудь сговоримся с нею, - только и ответил.
Солнце уж медленно скатывалось спелым яблоком к окаемке дальних полей, а они все шли. Тагар то и дело примечал знакомые окраины и думал: еще не спадет дневной жар, а они будут на месте. Да и золотая пленница его, небось, подустала, непривычная ж в седле полжизни проводить. Мужчина, как мог придумать, отвлекал ее то расспросами, на которые девушка отвечала так же сухо и сдержано, то свои истории заводил, отчасти скомканные, неловкие, но хоть какие. Соловушка не откликалась почти, но он то и дело чувствовал на себе ее пристальный взгляд.
- Умаялась небось? - спросил он как-то. - Ничего, нам тут недалече.
И правда, меньше версты осталось. Скоро ближний холм посунулся перед путниками, выводя тропку вниз, где среди заплаток-полей мирно гудел поселок. Чуть осторонь от домишек и дворов, сгрудившихся дружной общиной, стоял большой, на десяток окон сруб. Тагар уверенным шагом направился к нему. Уже на подворье бережно спустил Ллинару с седла, привязал гнедого Даната накрепко к столбу и распахнул двери в сени:
- Эй, Джуро! - кликнул он внутрь по-молодецки весело. - Яв дарик, бэнг рогэнса!* Никак не помер еще, оглобля осиновая?
На окрик в доме чуток засуетились, и к веселому гомону голосов из общей залы прибавились чьи-то скрипучие шаги. В проходе в сенях показался непомерно высокий, худющий степняк. Глаза и скулы его были точно поведены углем, так выделялись они даже в приглушенном свете.
- Э, Тагар! Кон явэла!** - он расплылся в широкой улыбке, отчего темная кожа на скулах и подбородке, казалось, натянулась еще больше. Он распахнул объятия, и они с Тагаром обнялись. - Давненько я тебя не видал. Ну, заходи...
_____________________________
* - Иди сюда, черт рогатый!
** - Кто пришел!

[NIC]Тагар[/NIC]
[STA]Горячая голова[/STA]
[AVA][/AVA]
[SGN]Дикому соколу – ветер да небо,
Чащи оленю даны,
А сердце мужчины – женскому сердцу,
Как в стародавние дни.
А сердце мужчины – женскому сердцу…
В шатрах моих свет погас, –
Но у края земли занимается утро,
И весь мир ожидает нас!(с)[/SGN]

Отредактировано Ллёна Кондор (08-11-2017 02:09:54)