- Мать! Чего до сих пор столы не накрыты? - едва не топал ногами Фривин, гном коренастый, с бородой, точно ржа - красной да жесткой. Сегодня весь день он носился точно ужаленный - и было отчего. Каждые десять лет, еще от деда-прадеда его так повелось, их род привечал род Гоинвер в память о том дне, когда предок Гоинверов спас от какой-то невероятной твари их предка. Каждый раз, как отец пересказывал Баве эту историю, тварь менялась, и вскоре девочка поняла: отец и сам не помнил, от чего там их предка спасли. Но традиция осталась и прерывать ее было позорно. И все бы ничего - гости и гости, а тут сам знаменитый берсерк Гинвер Медвежья Лапа! Бавка и о нем слышала много, но что из этого враки, а что нет - так просто не отличить. А тут самой поглядеть можно! Он и раньше-то приходил, да девочка-то совсем маленькая была, а теперь-то уже тридцать четвертый год идет, уже ведь можно!
- Ну, ну, с самого утра кричишь, - выглянула из кухни полнотелая, пышная жаром печи Гайна, впуская в столовую клубы пара и ароматы почти сготовившейся снеди, и миролюбиво покачала головой. - Все успеем, вон, все почти подошло.
Волнения Фривина, действительно, были не совсем основательны. Столовая была уж почти убрана, только посуду еще не достали да еду не подали. Прямо посередине, в обрамлении низких лавок и тяжелых, украшенных массивной резьбой сундуков, стоял большой стол, накрытый по случаю праздника большой скатертью из крашеного полотна. Вдоль стен тянулись длинные кованые полки, сделанные когда-то самим хозяином с большим мастерством и небольшой даже долей изящества - на гномий лад, вестимо. Там детвора расставила с усердием перетертые миски, кружки, тарелки да кувшины, отливающие золотисто-красным по бокам. Промеж них поставили тускло-алые каменные светильники, которые, впрочем, позволяли привычному к темноте глазу народа рудокопов разглядеть все в деталях. Там же Бавка разложила собранные по наказу матери пахучие ветви. Фривин выкатил из погреба и несколько бочонков крепкого доброго пойла: медовушки помягче, самогону покрепче, и теперь только носился из угла в угол, проверяя, все ли на месте да лежит как надо, вороша хворост в очаге. Только на дочь, мелькающую по поручениям матери то тут, то там, он с укором и недовольством не смотрел. Впрочем, маленькая гномка отвечала отцу тем же, и только это тяжелое, гнетущее напряжение между родителем и ребенком портило ощущение праздника.
"Все из-за него!.." - гудело в голове у девочки. Ну и чего ему стоило разрешить ей посидеть с гостями: ведь она уже большая! Так нет же, сиди на кухне с этой Ватрой, и ведь не отойдешь от нее! Хоть и маленькая, а та еще ябеда: только на шаг от нее - а она в рев... Вот же привалило радости. А ей, может, тоже хочется послушать, о чем взрослые толковать будут. Да и берсерк этот... Но отец был непреклонен. Впрочем, чем-чем, а упрямством старшая дочь пошла как раз в родителя, так что еще утром это переросло в знатный скандал. В итоге с того самого времени ухо у Бавки горело огнем, и девчушке пришлось стыдливо переплетать длинную косу да лентой подвязывать, пряча следы своего непослушания. Но если ухо от посторонних глаз скрыть было можно, то жар обиды от себя самой спрятать оказалось куда сложней.
"Я ему еще!.." - все крутилась назойливо мысль, пока маленькая гномка помогала матери, но что она ему еще - пока так и не придумалось.

К празднику продолжали готовиться как-то невесело. Бавка бы и радовалась, кабы не осознание того, что посидеть со всеми ей не дадут. Обед уже подходил, все кипело, бурлило, мать то и дело вынимала что-то из печи, снимала пышущие жаром котлы с очага, девочка перетирала миски - все своим чередом и в полном молчаньи.
Уж прийти должны были скоро, а все нет... Старшая гномка, отерев мокрый лоб под очельником, обернулась на маленькую круглую фигурку девочки. Пыхтит, старается - больше силы все одно не к чему приложить, а силы в ребенке бурлили, что в том же котле. Оно и хорошо, конечно, так и надо, но... Гайна придержала дочь за плечо:
- А сбегай-ка к спуску, милая, повыглядывай гостей: где они там идут. - Всяко лучше ей будет проветриться, чем тут в четырех стенах маяться.
Тут-то Бава вся просияла от радости. Наконец-то, мама! Девчонка торопливо кивнула и искрой вылетела из кухни. Клубком, выпавшим из рук, она скатилась по каменным ступеням. Отец с молчаливым укором проследил за пронесшейся мимо дочерью, сипло втянул широкими, грубыми ноздрями воздух - но остановить не остановил. Большего Бавке и не нужно было. Маленькая гномка, наконец вырвавшаяся из круга домашних забот и обязанностей, неслась вперед с резвым топотом, таким гулким и раскатистым, словно где-то гремел обвал. Это была свобода, свобода! Теперь уж она своего не упустит! Будет глядеть в оба глаза, а когда увидит - а она уж не упустит гостей, не может упустить! - то все запомнит. Потому как потом отец точно засадит ее в дальнюю комнату и просиживай там с Ватрой, которая только и умеет, что вопить по поводу и без... "А может, может!.." - от новой мысли у девочки все перехватило внутри. А может она даже встретит их, даже успеет словечком перемолвиться! А потом бегом домой, и все успеет, точно-точно! И поглядит на всех, и наказ матери выполнит! Гномка радостно взвизгнула и помчалась дальше.
Едва ли не кубарем скатившись по огромному каменному желобу улицы, Бава затормозила у просторной площадки, обрывавшейся крутой лестницей. Крупные, вытесанные на века ступени из плотной породы были стоптаны до тусклого серебристого блеска. Внизу, под ногами прибежавшей девочки раскинулась нижняя площадь и вовсю гудел рынок. Мерцали желтым светом огни, от них все усеивалось золотистыми и красными бликами, а темная масса подземного народа то расползалась широкой кляксой, то местами редела, обнажая отдельные пестрые лавки. Не далее как вчера Бавка с матерью полдня провели там да на ярмарке у Гумбольдова карьера - а накупили столько, что и в два захода не унесли. Сегодня идти туда было недосуг, зато с верхних ступеней рыночная площадь была как на ладони - кого угодно можно издали приметить: вон сияет ярче любых серебряных кольчуг лысина соседа, дядьки Бранрра, вон черноволосую, еще сохранившую черты юной красоты матушку Митар сопровождают в цветных платьишках ее двойняшки: Борта и Берта. Бава хотела было сбежать к ним и перемолвиться словечком, но вспомнила о поручении матери и осталась. К тому же, Берта так и не вернула ей красивый, собственноручно плетеный из лент и стеклянных бусин браслет: врала, что отдала, хотя - гномка была уверена - скорей уж давно потеряла. Такое быстро спускать с рук было нельзя, и девочка осталась на месте, важно уселась на выступ скалы и стала выглядывать гостей. Все одно путь к их дому только один - через площадь, а уж самого Гинвера Медвежью Лапу она не проглядит!

Отредактировано Бава (09-10-2016 23:04:46)

Время шло. Рассматривание мелких пестрых фигурок внизу очень быстро наскучило девочке. Она то и дело проходила по площадке, борясь с желанием скатиться веселым мячиком по ступеням к рынку и поглазеть на все поближе. И все же мысль о том, что она так легко упустит гостей, останавливала маленькую гномку.
"Мама расстроится..."
Баве не хотелось видеть ее полный грустного укора взгляд. Отца она могла ослушаться сколько угодно раз, выслушать от него хоть тысячу самых яростных отповедей, но маму... Маму огорчать было нельзя. Девочка часто слышала от подружек: "Уж мама меня за это убьет!" Но гномка точно знала: ее мать никогда не "убьет". Даже и не накричит толком. Только посмотрит - а у дочки уже сердце виновато сожмется.
"Нельзя".
Откровенно скучая, Бава вновь уселась на выступ, чиркая без дела по темной крошащейся поверхности породы острым камешком. "С-К-У-Ш-Н-А,"- вышкрябала она, прописав руническую "К" рожками влево.
- Скучно, - вздохнула в подтверждение своим писательским потугам девочка, зацарапала слово сплошным белесым пятном и, надув губы, выкинула камешек. Тот с тихим звоном поскакал по ступеням - Бава, проводя его праздным взглядом, зацепила взглядом небольшую процессию, медленно, чинно, как и надлежало почтенному семейству, двигавшуюся к лестнице. Девочка искрой вскочила.
Они!
Радостно переминаясь с пятки на пятку, она стала разглядывать приближающихся гостей. Вот над всей семьей мощной скалой возвышается сам Гинвер Медвежья Лапа. Баве, неспособной издали рассмотреть его веселость, он показался бесконечно грозным и серьезным. Зоркие карие глаза увидали и Тору Селасдоттир с дочкой Луни. Этих двоих Бава с мамой, бывало, встречала то тут, то там. Луни ей нравилась. Она была куда младше, зато обещала вырасти очень миленькой девочкой. И почти не плакала, особенно по пустякам.
И - самое обидное - ее уж наверняка не выгоняли из-за общего стола, чтоб старшим не мешалась! Не то что...
Маленькая гномка приветливо замахала Луни рукой, но, перехватив взгляд кого-то из взрослых, заметивших ее, замялась, застеснялась. Однако ж глазеть все равно продолжала.
А вон за берсерком - взрослый мальчишка, Оррен. Гномка помнила его по прошлым празднествам. По понятию девчонок ее возраста Оррен мог считаться "очень симпатичным", а в девчачьем сознании это уже приравнивало его по важности к его же деду, которого нельзя было не уважать за былую славу. Неосознанно детским движением Бава отерла нос, кокетливо поправила ленту в косе и, даже не пытаясь стянуть с лица улыбку до ушей, следила, как приближаются широкие фигуры гномов. Наконец, когда девочка уже могла рассмотреть аметистовые бусы на шее у тетушки Торы, она взобралась с ногами на камень и радостно крикнула:
- Здрасьте!

Отредактировано Бава (01-11-2016 01:09:34)

Бава, взволнованная встречей с гостями и возможностью поболтать со всеми, щебетала просто без умолку: то хихикала вместе с маленькой Луни, то нахваливала наперед мамину стряпню, подбадриваемая благодушной улыбкой матушки Торы. Маленькая гномка то и дело забегала вперед и, едва не припрыгивая на месте, нетерпеливо ждала всю процессию, с любопытством разглядывая каждого, но особенно славного на все близлежащие подземелья берсерка.
Ну и Оррена немного. Так, чуточку, украдкой.
- Что-то вы долго, - уже под самым крыльцом с улыбкой приветила гостей Гайна, отирая передником руки да раскрывая широко радушные объятья. Воистину доброй, теплой и радостной была эта встреча!
- Беги, грибы маслицем полей да на стол выставляй, что там еще осталось, - шепнула хозяйка дочке и подтолкнула внутрь дома, где все пропиталось жаром печки и ароматами всевозможнейшей снеди. Бава тут же побежала исполнять указания матери, про себя обрадовавшись, что отец с гостями и не сверлит ее своим непреклонно холодным взглядом. Впрочем, выставлять особо было уже и нечего: гостей ждали давно, и все уж было готово - лопать только поспевай!
Девочка вклинилась в переговаривающуююся толпу, слушала в оба уха, глядела в оба глаза (а было бы три - в три слушала да глядела бы!). Хотелось запомнить все, пусть это даже будет обыкновенный обмен вестями из общин и новых копей. Многое Бава по малолетству еще не понимала, но все одно слушала всегда с открытым ртом, впитывая взрослые премудрости с огромной охотой. Вот и теперь гномка крутилась рядом со старшими, надеясь, что про наказ сидеть с младшей забудут и, будучи в хозяйских хлопотах, никуда ее не отправят.
Но - не судилось.
- Сходи-ка, посиди с Ватрой немного, милая, - вдруг огладила девочку по голове Гайна. - Я освобожусь немного и приду.
Но Бава уже прекрасно знала - это все неправда. Всё же в доме почетные гости, мама тут хозяйка, а потому не "освободится", пока гости обратно за порог не ступят.
А тогда будет уж поздно!
- Но... но мама! - попыталась воспротивиться девочка, дергая мать за передник и точно намекая на остальных детей. Им же можно! - Но она же уже большая, посидит сама. Я же немножечко!..
Гайна нахмурилась. Ей сейчас гостей усаживать да потчевать, а не с детьми своими возиться, еще и уговаривать. На голос Бавы тут же, отвлекшись от разговора, обернулся отец и сурово, недовольно зыркнув на дочку, коротко кивнул ей в сторону дальних жилых комнат: иди, мол, как и говорили, а матери не перечь!
Та не замедлила ответить ему таким же гневным взглядом. Ее мало волновало, что там гости подумают. Это же несправедливо! Потрепанное с утра за непослушание ухо снова вспыхнуло от обиды. Луни-то с Орреном можно, они гости! А ты сиди с этой Ватрой, "умницей-любимицей", как с камнем на шее, и не перечь!
"От тебя одни хлопоты, да, да, да... - бормотала девочка про себя, уныло плетясь в комнату. - Почему просто нельзя делать то, что от тебя просят... Ты что, царевна, упрашивать тебя, что ли?.."
Все эти укоры отца она знала наизусть.
"И так помощи от тебя никакой..."
За спинами смех, голоса, двигают скамьи, садятся...
"Ватра-то другое дело..."
- Это что! Бавка хоть и шустрая, баловница...
"Младшая-то у меня растет: то, что надо, девка будет!"
- Вот младшая-то у меня растет: то, что надо, девка будет! - Фривин ни на миг, ни на слово не отходил от своей привычки говорить о дочерях. Бава шмыгнув носом, сжала кулачки.
"Уже руки крепкие, сами к молоту тянутся, только что в огонь не лезет!.."
- Веришь: уже руки крепкие, сами к молоту тянутся, только что в огонь не лезет! - откликнулся отцовский голос из обеденной залы. - То-то подспорье будет, хоть замуж не отдавай - жаль такую помощницу в чужие руки-то! - захохотал он.
Бавка зло, из всех своих юных сил хлопнула тяжелой дверью небольшой детской комнаты - она не сомневалась, что в гостевой это услышат. Ватра тоже встрепенулась, насупилась - вот-вот разревется.
- Ну тебя, рёва-здорова... - буркнула старшая, с тоской поглядывая на дверь. - Доставай, где там ляльки твои...

В обеденной зале давненько не было так же шумно и оживленно. Гайна действительно постаралась на славу: даже крепкий, массивный каменный стол, казалось, вот-вот станет трещать да ломиться от всех угощений, что стояли там: овощи да грибы и печеные, и тушеные, и разносолы, какие только придумать можно, и дичь, на разный лад сготовленная, и сдобы даже чуток - расстаралась хозяйка, чтоб уж во всем гостям угодить. Хозяин наполнил всем кружки: кому пива, кому медовухи, малышке Луни Гайна налила узвару - такого славного да свежего, какой умела готовить она одна на все окрестные общины.
Как только все уселись, Фривин поднялся с тяжелой кружкой в мощной, красной от жара кузнечной печи руке.
- Что, гости милые! Не так уж часто привечаем мы вас в своей норе, да если уж час настает, так гулянье должно быть такое, чтоб на всю округу, по всем пещерам да копям слышно было! Чествуем мы давних своих пращуров, пошедших в нужный час друг другу на выручку, и с тех пор идущих щит к щиту, топор к топору. И собрались мы тут, ведь по сей час не утратил силы союз непоколебимой воинской мощи да тяжелого кузнечного молота! А потому и выпьем за давнюю дружбу, такую же крепкую, как гномья сталь, такую же несокрушимую, как гномий кулак, и чтоб ни время, ни ржа не брала ее!
Под веселые голоса радостно застучали полные кружки.
- За дружбу!

Отредактировано Бава (11-07-2017 14:59:48)

Оживление в доме Фривина было как никогда. Хозяева, успешно препоручившие своих детей самим себе, теперь могли полностью посвятить свое внимание обхаживанием гостей. Фривин сыпал шутками и хохотал, казалось, громче остальных, Гайна подкладывала в пустеющие миски и горшки добавки всевозможной снеди, чтобы гости ни минуты не сидели перед пустой посудой.
До детской долетал лишь гул этого веселья. В небольшой, низкой комнатке, озаренной несколькими световыми камнями (горящие светильники детям из соображений безопасности не ставили), тоже было тесновато, но не от количества гостей, а просто по причине небольшого пространства - и гораздо более уныло. Пара кроватей, кованые полки с уложенными вещицами, и посреди - на плетеном полосатом коврике - две девчонки, окруженные нехитрыми игрушками.
Играть с Ватрой Баве было, пожалуй, всегда скучно. Крохотная насупленная сестренка больше какой-либо игры любила сосредоточенно укладывать из небольших, отшлифованных специально для нее отцом (любимица, как-никак!) камешков колодцы, дома и каждый раз с особым усердием выкладывала кузницу - почти как отцовскую. Бавка этого не понимала. Ее заботой в младшие годы были наряды для лялек, которые неумело шились по терпеливым подсказкам матери, да приключения, которые можно было устраивать по всем комнатам дома - целый мир для маленького ребенка.
Сидеть же над этими камнями... брр!
Чтобы младшая не ныла, девочка кое-как принимала участие в "игре": подавала камешки, предлагала сделать то или это. Предложения, конечно же, отвергались, но это, видимо, и называлось "играть". "Как увлекательно-то".
Но просто так сидеть и пропустить все разговоры? Нет, Бава такого позволить себе не могла! Потому время от времени отлучалась, подходила к двери и, приоткрыв ее, подглядывала и подслушивала. Увы, все, что доносилось до ее ушей - был хохот и гул разговоров, отдельных же слов было почти не разобрать. Но девочка все равно раз за разом надеялась ухватить хоть что-то интересное, пусть и постоянно под нытье Ватры приходилось возвращаться к ней.
Выглянув в очередной раз, Бава вдруг нос к носу столкнулась с Орреном, растерянно блукающим комнатами их родового дома.
- Ой, - девочка неловко захлопала глазами и тут же с важным видом приложила палец к пухлым губам, чтобы не выдавал ее. Ну так, на всякий случай. Хватит в нее и одной Ватры-ябеды.
- Ты что-то ищешь? - спросила она тихонько. - Хочешь с нами посидеть?
Такому взрослому мальчишке наверняка с ними будет скучно. Маленькой гномке Оррен казался уже совсем-совсем взрослым и важным: с последнего раза она вытянулся еще больше, как бы не выше уже ее собственного отца, бороду отпускать стал - у таких молодых гномов уж совсем другая жизнь.
Зато, если останется, она, может, выспросит у него что-нибудь любопытное. Все лучше, чем просто с меньшой сидеть.

Оррен все-таки зашел к девочкам в комнату, и маленькая гномка возликовала про себя. Хоть какое-то вознаграждение за ее мучения в четырех стенах. Еще и Ватра визг не подняла. Ну не радости ли?
Девочка примостилась обратно рядом с сестрой. Та и ухом не повела, продолжая свое нехитрое занятие. Молодого гнома оно, кажется, позабавило:
- Какое необычное увлечение для девочки. Ты тоже в детстве строила кузницы?
Бава только фыркнула. Что ей, делать больше нечего! Отцовской кузни ей и без игр с лишком хватало. И не сказать, чтобы она была этому рада.
- Вот еще! - мотнула она головой и скривила полные губы. - Скукотища же. Не знаю, чего ей так нравится. Вот какие-нибудь приключения или сражения!.. Недавно, - девочка зашептала, точно делилась какой-то большой тайной, - на серебрянных рудниках целую стаю пещерников нашли, и всех перебили! Я знаю, отец рассказывал, - о том, что она это только подслушала, конечно, Бавка упоминать не стала. Сказал бы ей что-то такое отец, как же! - Вот это да! Это дело! А тут...
- Я все папе расскажу, - мгновенно отозвалась Ватра, даже не отрываясь от постройки.
- Ну и рассказывай. Будто новость, - Бава слишком привыкла к ябеде-сестренке. Уж больше, чем она получает обычно, за это ей не будет.

- Все лучше, чем дома, - пробурчала Бава. Она бы с радостью отдала полжизни, чтобы вторую половинку пожить без вечно ворчащего, недовольного отца.
По тону Оррена девочка поняла, что он посмеивается над ней, над ее глупыми расспросами и восторгами. Но и обидеться тоже не смогла.
- Маме помогаю. Я шить хорошо умею, штуки всякие плести... - задумавшись, ответила она. Ей и правда особо не было чем похвастаться. - Хочешь, покажу?.. А ты? Ты, наверное, будешь великим воином, да? - захлопала она длинными ресницами. Правда, осоловевший, рассеянный взгляд гостя ее беспокоил. - Ты чего? Все хорошо? Устал? - подергала она парня за рукав, засыпая вопросами.

Оррен с неожиданным благодушием согласился поглядеть на ее рукоделие. Девочка, конечно, понимала, что делает он это скорее из вежливости, но это все равно было лучшее, чем она могла похвастать. Так что Бава с улыбкой до ушей полезла на кровать, чтобы добраться до высоких полок. Там, аккуратно уложенное руками матери (сама Бавка была в состоянии разве что запихать все это кое-как), лежало все ее добро, и разбирая его, отбирая самое лучшее, гномка во все уши слушала гостя, только что не с открытым ртом.
"Трениро-овки..." - это было так далеко и малознакомо, что нестерпимо хотелось поглазеть хоть разок на такое. "Напроситься, что ли, к Луни в гости? Авось подглянуть получится хоть одним глазком..." Хотя, конечно, попробуй подгадай такое.
- А не боишься-то? За Северинг - это далеко-о... - Она о таких далях и не мечтала, и представить себе не могла, какие они могут быть. Продолжая слушать рассуждения паренька, Бава стянула свою работу с полки, слезла и стала раскладывать ее на полу, показывая, на что мастерица. Были тут и мелкие расшитые мелким цветным узором платки, начатый плотный широкий пояс и самая большая ее гордость - уже почти законченный большой рушник, на котором плясали, точно живые, языки пламени, то вздымаясь, то припадая на богатом орнаменте. Видимо, Оррену тоже он понравился - если, конечно, это опять было не из вежливости, и карие глаза у Бавки засияли еще ярче. Вот, мол, хоть и не большая еще, а вот как могу!
- Мама сказала, что когда совсем закончу, это будет в приданое, - гордо заявила девочка. - А что до кузнечного дела, так у отца бы спросил, он на такие штуки мастер. Ему все равно хочется кого-то поучать, а Ватра мелкая еще...
Пусть она и вздорит вечно с отцом, пусть и на дух не переносит его ремесло, в мастерстве Фривину она отказать не могла. Когда еще не было младшей Ватры, и отец баловал время от времени тогда еще единственную дочь, Бавке порой доставались то тонкие, точно из паутинки плетеные браслеты, то блестящие заколки-гребешки. Она до сих пор бережно хранила их, сама не зная, зачем. Но пусть уж сам возится со своими железками и теперь Ватру хоть с ног до головы ими засыплет, а она, как говаривал отец, "в руде души не чует", ну и пытаться не будет!