Это определённо был необычный день… который уже преподнёс всем немало сюрпризов.Не нужно относиться к Аарону и Иуде как к редким исключениям, которые в чём-то ломают привычное представление людей о страшной инквизиции и консервативных священниках. Почти каждый воин в отряде Руматы был уникальной личностью, со своими отличительными чертами характера, которые разительно выделяли их среди своих современников. Они не были самыми сильными, самыми ловкими или самыми талантливыми войнами – проблема была именно в их сущности, не совсем подходящей для стройных рядов инквизиции. Так, например, Аарон был слишком добр и нежен, а Гут слишком груб и непокорен. Армия или наёмные отряды не могли принять подобных неконтролируемых неформальных солдат, но Иуда, видя в них скрытые способности, когда-то включил в свою в команду, в ответ надеясь на верность и признательность с их стороны. Само собой способ, которым Иуда принимал в свои ряды, тоже был необычным. Так, например, дона Гута распял его же собственный наёмный отряд. Он убил их командира, раскроив череп капитана за какой-то пустяк и разъяренные воины всем скопом накинулись на великана. Если бы Румата не проезжал бы мимо того дерева, на котором висел привязанный и прибитый воин, тот умер бы от жажды и палящего солнца. Само собой подробности происшествия знает только Иуда –тогда и отряда-то никакого не было. Дон был первым человеком, который стал обязан Румате жизнью и присягнувшего ему на верность. Собственно, именно тогда у инквизитора и возникла идея составления своего элитного подразделения в которое будут входить неформалы и бывшие преступники.
Рэми был священником, которого не понимали его братья. Никак. Его религией, его Богом и его идолом почитания были женщины. Он чувствовал себя счастливым общаясь с ними и никогда не скрывал этого. У его странной религии были свои догмы и свои правила, продиктованные скорее не миром логики, а чувственным источником. Реми всегда действовал по велению сердца, даже не думая о том, чтобы сдерживать свои эмоции. Если любить – то полностью, до конца и без остатка. Если ненавидеть, то до смерти, до последней капли крови. Но лёгкая, поверхностная натура молодого воина не позволяла ему долго сосредотачиваться на одном состоянии духа. Поэтому он любит каждую красивую девушку, искренне влюбляясь с первого взгляда. Поэтому он ненавидит обидевшего его человека ровно до первого «прости».
- Вввваааах!~ Лэ~ди! О Пресвятой Триединый, кто бы мог подумать то, что мы наткнёмся в такой страшной дыре на такую удивительную краса-авицу!~ Боже, какие глаза, какое лицо, какая чудесная фигу-ура!~ Я твой покорнейший слуга! – мужчина кинулся к ногам девушки, осыпая её всем возможным вниманием. Юноша был с юго-востока страны, что было видно по его слегка смуглой коже и по тому специфическому акценту, который слышался в гласных. Когда он произносил те слова, что ему нравились, он протягивал гласные, одновременно повышая свой голос. Это происходило от того, что он не хотел расставаться с тем, что ему было дорого.
- Заглохни. Ты позоришь нас всех – Дон Гута бросил на своего приятеля презрительный взгляд. Великан был принят в отряд Иуды первым, а потому, не считался ни с кем ниже себя и капитана. Разумеется, мало кто мог в чём-то превосходить Дона в физической мощи и мощи. Мужчина был выше двух метров ростом и пропорционально широким в плечах. Его голос был низким, а мускулистое тело покрыто множеством кинжалом. Конечно, Гута признавал только тяжёлые железные доспехи, в то время как остальные члены команды носили средние или легкие. Все, за исключением Аарона – тот вообще не пользовался никакой защитой, предпочитая обыкновенную одежду.
- Я позорю?! Да ты на себя взгляни, безмозглый чурбан! – Реми мгновенно ощетинился и схватился за цепь тяжёлого креста, который служил воину одновременно грузом и палицей - Насильственно тащишь людей из избы! И то, ладно бы людей! Кого ты держишь в руках?! – Дон перевёл свой взгляд на руку и с ужасом одернул её, будто бы обжегшись. Селянин в его руках растаял, лужицей растёкшись по земле.
- Тьфу ты… нежить… - хрипло произнёс Дон и ошалело сплюнул в сторону. У Дона Гуты с нежитью, к коим он, конечно же, приравнивал и домовых, были связанны особые воспоминания, коих он отчаянно старался избежать.
- Да нет же, правда, нам не нужны ни ваши одеяла, ни ваша еда! Нам нужны вы! Слышите - вы! – у дона Гуты всегда были проблемы с коммуникацией. Дипломатия была явно не его конёк. Решив, что маленькие человечки его не понимают, он говорил громче, переходя на крик, отчаянно жестикулировал и разделял слова на слога – ВЫ… ДОЛЖНЫ… ПОЙТИ… ТУДА!! В ЦЕНТР!!! К ТРАКТИРУ!!!! – селяне улыбались, кивали и, само собой, совершенно его не слушали, снуя туда-сюда, о чём-то без умолку треща, обсуждая странных пришельцев. Великан брал в охапку несколько заросших аборигенов, кричал им в лицо, отпускал их и они, заверяя его жестами, что всё поняли, разбегались в разные стороны.
- Великий Единый, какой стан, какие манеры, какая грация! – Реми продолжал гнуть свою линию. Он говорил быстро, его движения были молниеносны и решительны. Сорвав откуда-то цветок, он с ослепительной белозубой улыбкой и пылким взглядом преподнёс его девушке – Боги, вы покорили моё сердце!
- Прошу прощения за моих друзей – внезапно, хаос прекратился. Дон остановил свой крик, Реми поджав губы опустил взгляд, а жители остановились, перестав галдеть – Они не хотели быть с вами грубы.
Невысокого мужчину в возрасте легко было не заметить за крупным и громоздким Доном, даже когда он отделился от его тени и вышел на свет. Брем определённо был уникальной личностью и обладал немалым обаянием. Не очаровывающим и убеждающим, а завораживающим и осторожным. Всё его естество излучало лёд и холод, будто тьма его соткала хотя, вроде бы, ничего чёрного на нём одето не было. Казалось, что он не до конца из этого мира, впрочем, его сложно было назвать красивым. Густая щетина покрывала лицо не молодого уже человека, потрескавшиеся губы скрывали жёлтые зубы. Маленькие и узкие, чёрные глаза двигались медленно в пожелтевших орбитах. Длинные, чёрные волосы уже затронула седина. Голос был низким и хриплым.
- Я счастлив приветствовать Вас, госпожа Констанс де Лааль. К сожалению я не имел чести знать графа Стронхольдского, Эрнста де Лааля, вашего супруга, но я надеюсь, что он не будет держать зла на чересчур... открытого с людьми священника. Позвольте представится… - мужчина медленно поклонился, скупо улыбнувшись – Брем Аскет, дон Гут и фон де Реми. Мы простые наёмники, которые, волею Единого, были призваны под знамёна Церкви, а наш командир, Капитан Инквизиции Иуда фон Рума, сейчас движется по главной дороге…
Брем говорил чётко, слаженно и просто. Без лишних эпитетов, без фантазии или словоблудства - по делу. Его палец указал на уходящую в лес тропинку, с которой они недавно прибыли, по которой двигались два конных силуэта.
- Да… твой… «проваленный» рейд – Иуда говорил не громко. В какой-то момент его голос перешёл почти на шёпот. Он слышал крики из деревни, но понимал, что действует во благо и успокаивал свою совесть, убеждая себя в том, что его ребята не причинят вреда невинным людям. Он вспоминал лица своих друзей и повторял себе это вновь и вновь, стараясь успокоить часто бьющееся сердце. Каждый новый удар увеличивал всевозрастающую тревогу, а новый вздох будил страхи и сомнения. Конь всхрапнул под седоком и он задумчиво потрепал его по холке.
- Я никогда не стремлюсь судить людей. Я инквизитор и это моя работа, но делаю я это без особого на то желания. Без воли… и, в тоже время, на то есть моя воля – Румата понял, что его лицо приняло извиняющееся выражение и попытался вернуть бесстрастный облик – Потому что я сам вызвался на эту работу.
Мужчина покачал головой, отгоняя неверные мысли: - В смысле, кто как не я? Конечно… наверняка есть те, кто эту работу сделает лучше… но пока его нет, я постараюсь держать планку. Держать этот пост. И, пока я на нём, никто не умрёт безвинно.
Иуда сжал узды и почувствовал, как у него под перчатками вспотели ладони.
- А ты, мой друг… стоишь одной ногой в могиле.
Воин поднял голову и мужественно встретил взгляд Моргана, не отрываясь вглядываясь в его серо-голубые глаза, будто бы надеясь найти там ответы на вопросы, которые давно его мучили.
- Не знаю кому ты насолил, но кто-то из дворянства… и духовенства уже давно подаёт прошение Святому Отцу о твоей «немилости». Ты впал в опалу, Морган. И уже сейчас готовится приказ о твоей «безвременной кончине».
Мужчина незаметно коснулся сапогом сумки, которая была подвешена с обратной стороны. Он не договорил то, кто должен был позаботится о том, чтобы несостоявшийся инквизитор не встретил следующего рассвета.
- Но я Иуда фон Рума. И будь я проклят, если позволю во время моей службы умереть невинному – священник гордо поднял голову и чётко закончил свою краткую речь – Ты будешь испытан, Морган. А я буду твоим судьёй.
Слова давались священнику тяжело. Он чувствовал, как подземный огонь лижет ему пятки, как испытывает сердце. Он почти чувствовал его в своих руках, как тут искры действительно прожгли сумку и воспарили в небо. Мужчина заворожено проводил взглядом огни, прошептав про себя:
- Всё чуднее и страннее…
Несмотря на всю кажущуюся озабоченность, Аарон оставался сосредоточенным и собранным. Та скорость и те навыки, с которыми он обрабатывал раны, ни в коем случае не сказывалась на том, с какой внимательностью он слушал своего собеседника. Светло и чисто улыбаясь на каждое слово девушки, он рассеянно кивал, не сводя зачарованного взгляда с её губ, порой бросая скромный взор на глаза и вновь опуская их на раны с неприкрытой досадой на себя за то, что не способен исцелить их полностью. В ответ на произнесённые имена он отрицательно качал головой, трогательно извиняясь взглядом - он впервые слышал о Харальде или Гвейне. Не взирая на всю свою скромность, парень, запахнувшись в плащ, не смог остаться безучастным. Вернувшись, он поддержал девушку за локоть, помогая сохранить равновесие, после чего осторожно обнял её.
- Пожалуйста, не бойся. Я рядом. Всё хорошо - юноша всегда улыбался тогда, когда чувствовал себя неудобно или смущённо. Его нежные руки аккуратно сомкнулись, избегая ран и повреждений – Боги, как бы я хотел бы помочь тебе больше…
Аарон с силой сжал зубы, стараясь сдержать слёзы беспомощности. Это лишь первый раненый – а позже, в деревне, будут ещё десятки.
- Я так слаб…
Молодой человек почувствовал, как девушка вздрогнула под его руками и, поняв, что что-то случилось, обернулся, расцепив руки. Его рот раскрылся от удивления, глаза округлились:
- Нежить… - но парень не отступил. Он сделал решительный шаг вперёд, заслоняя собой раненную, и сурово взглянул на бесполое, уродливое существо. Мальчик не был воином, но как лекарь и священник он не мог допустить насилие перед собой и презирал кровопролитие.
- Я защищу вас – Аарон произнёс это тоном, не допускающим возражений. Ему было всё равно, как зовут девушку или кто она такая. С таким же самопожертвованием он заслонил бы собой льва и ягнёнка. Страшное существо приблизилось к ним и тут инквизитор понял, что оно не желает зла. Альбинос сам имел точно такое же выражение лица, когда приступал к лечению. Лесовичка будто бы извинялась… и желала помочь. Коснувшись руки своей подопечной и подбадривающе сжав её, Аарон сделал шаг в сторону, позволяя существу приблизиться. Не видя угрозы и боясь спугнуть чудного лесного лекаря, парень сделал ещё шаг, оставляя пространство для действия. Продолжая ворчать, она потянула свои лапы к перевязи, видно пожелав использовать свою магию. Аарон коснулся рукой эфеса своего короткого меча, дав сигнал девушке: «Если что не так – я немедленно вмешаюсь». Одно её слово, один звук и парень бросился бы на выручку.
Отредактировано Иуда (27-12-2011 09:43:41)