- Столько шума посредь бела дня. Как мухи на говно слетелись. Зрелищ им надо, - почти неслышно сквозь шум толпы мрачно и низко проговорил Кевин, но слова будто потонули в тревожной болтовне простолюдин. Видок у палача был тот ещё - недельная щетина, красные от недосыпа глаза и мертвенно-бледное лицо. Судьба любит иронию: за головой Блэйра послали кого-то так невероятно похожего в этот момент палача, больше походившего на воскресшего мертвеца. Тейн-альбинос стоял чуть дальше от сцены кровавого спектакля. Склонившись кое-как над станком, в кой была вставлена за древко секира. Держа в левой руке точильный камень, палач неспешно натачивал своё оружие до идеальной остроты.

Стоящие рядом подмастерья недоумевали: своего новоиспечённого мастера они в первый раз за полгода видели в таком состоянии. Вид его был не столько усталым, сколь мрачным и хладнокровным. Прошлой ночью в казармах Кевин слышал, как перешептывались стражники и делали ставки, хватит ли духа Кевину отрубить башку своему другу. Кое-кто не пожалел 40 серебряных на ставку того, что Кевин попытается вырвать своего друга из лап закона и сдохнет, пытаясь убежать. За такую ставку стражник поплатился сломанной челюстью, раздробленным коленом и месяцем работы в штрафном отряде. Дисциплинарные взыскания Фэрэла никогда не отличались гуманностью, но начальству такой подход нравился - моральный облик стражников снова был в железных руках.

Толпа зашумела вновь. Кевин не слушал как выносят приговор. Сейчас его мысли были заняты чем-то другим. Чем-то куда более отдалённым и важным. "Видела бы Изабелл, что здесь происходит", - ядом сквозь сознание пронеслась мысль, которая заставила ещё глубже погрузить разум в клоаку спутанных ощущений. С одной стороны казнить последнего своего соратника Кевин не слишком желал. С другой ему ничего не оставалось. Роси поступила бы так же. Закон.. Змея, которую кормит аристократия чтобы убирать неугодных и покрывать собственные грехи под целым сводом правил, за которые полагается смерть. Кевин не слишком то верил в то, за что должен был отправить Блэйра к Триединому. Он не питал иллюзий по поводу его абсолютной невиновности, но понимал, что большая часть преступлений, как это происходило на его опыте уже не в первый раз, списывали с какого-нибудь другого аристократа, который вовремя отвалил денег судье, которых бы хватило на покупку небольшого особнячка в центре Альтеи.

- Ладно, - наконец, отложив точильный камень на пол и кое-как поднимаясь на ноги, Кевин вытянул секиру за древко из станка, опуская вниз лезвиями в одной лишь левой руке. Одет он был не по-праздничному: доспехи, которые лишь недавно он смог отремонтировать и восстановить, теперь скрывали за собой тело Тэйна под кольчугой и поддоспешником. Стоило сказать, что ощущения при этом у него были довольно комфортные - палящее солнце, только стремившееся к зениту, его не жгло. Доспехи словно дышали прохладой, с жадностью вытягивая из организма даже через тёплый поддоспешник тепло. Но это было лучше, чем потеть как осёл как это было раньше. Значительно лучше.
- Господин, Вы забыли маску, - с лёгкой настороженностью в голосе сказал один из подмастерьев, когда Кевин уже поднимался по ступенькам.
- Ни к чему, - холодно ответил Фэрэл, не отрывая взгляда от Блэйра, чья голова была повёрнута в его сторону. - Вечером всё равно вся округа будет знать о том, кто убил Вайна. Кое-кто не умеет язык держать за зубами, когда сидит в таверне, - всё с той же лишённой интереса интонацией заткнул подмастерье Кевин, с каждым шагом отмечая
ступеньку за ступенькой и позвякивая кольчугой. Секира влачилась вслед за ним, оставляя новые зарубки на ступенях. Таким необычным способом Фэрэл считал, сколько человек он зарубил за свою карьеру. Стоит ли говорить, что полос там было достаточно и за такое количество убийств человека иной профессии сделали бы врагом королевства.

Взгляд снова упал на Блэйра, чья голова была привязана к плахе так, что в момент удара он не сможет дёрнуться и будет вынужден видеть боковым зрением, как лезвие падает на шею. Убогая и слишком быстрая смерть. Но для друга Кевин, несмотря на свою немного жестокую натуру, выбирал смерть побыстрее и попроще. Муки Блэйра он смотреть не очень хотел, но его всё ещё гложил один интерес - попытается ли труп встать после того, как ему отсекут голову. Плоть слаба, но иногда она готова бороться доконца.

- Роси мне оторвала бы руки за то, что я сейчас делаю, а тебя бы и вовсе сожгла, - наконец громко, когда толпа наконец стихла при его приближении к плахе. В этом молчании по площади было почти отчётливо слышно, как под шагами Кевина скрипят доски. Поэтому, его голос было слышно более чем отлично. Кевин остановился в полушаге от Блэйра. Опираясь на секиру левой рукой, он наклонился вниз и тихо проговорил. - Мне не очень верится, что ты сделал всё из этого списка. Пара грешков точно принадлежит тебе, а вот в остальном я не очень уверен. Так что... Можешь считать, что заслужил жалость палача, - настолько тихо, насколько возможно чтобы его не слышал никто другой кроме узника, проговорил Кевин, после чего отступил назад на несколько шагов, крепко обхватывая руками древко секиры и занося его над головой, обращая взор на судью и ожидая его приказа к казни.

Отредактировано Кевин Фэрэл (18-07-2012 21:48:23)

Последнее слово было скорее жестом доброй воли, ведь Блэйра ещё могли и инквизиции выдать - людоедами становились по разным причинам, но как правило в этом усматривали как раз происки братьев Кевина, а не простых людей. Немного чаще подобными радостями могли себя побаловать дикие звери и орки, но насчёт последних Кевин не был уверен - он никогда с ними так близко не знакомился чтобы выяснить это наверняка. А вот насчёт тейнов, которые зашли слишком далеко в попытках насытить ту эмоцию, заложниками которых они подчас становились - им инквизиция давала слово лишь для покаяния. Никаких помпезных речей и проклятий в адрес тех, кто следил за ещё более изощрёнными казнями.

- Последнее слово заключённому! - наконец прозвучал приказ, который по факту начинал финальный отсчёт жизни подсудимого. Кевин нахмурил брови, пытаясь разогнать мысли о том, что чуть сам не казнил заключённого, не дав ему возможности выговориться перед тем, как утонуть в холодных объятиях смерти. Никто ведь не знал точно, действительно ли по ту сторону гибели всех ждала загробная жизнь. Фэрэл подозревал, что если это и так - не для таких как он. Скорее всего момент, когда остановится его сердце, а разум перестанет пульсировать в его холодеющей голове, все его мысли навсегда прекратятся и его будет ждать лишь пустота, в которой не будет ничего и даже его самого. И это был второй раз в жизни, когда заставляли снова прикоснуться рассудком к столь болезненному для него вопросу.

Кевин даже прослушал последние слова Блэйра, пытаясь удалиться от своих мыслей и от осознания того, что ему сейчас придётся сделать. За вечер до этого он и не предполагал, что утром будет казнить друга. Приказ о казни преступника Блэйра Вайна пришёл к нему поздней ночью, когда он пытался в очередной раз забыться с помощью перцовой настойки. И понадобилось ещё пол-ночи и целое утро на разбор материалов дела. И всё в нём казалось Кевину слишком притянутым за уши, ведь все обвинения строились на сплетнях, нескольких трупах и паре свидетелей со стороны. И это ощущение, что он просто так отнимает у человека жизнь по решению дворянства и штаба - это было не самое приятное, с чем он мог просыпаться утром.

Но вот и настала пора Блэйру сказать своё слово в ответ на то, что уже успел сказать Кевин, воспользовавшись неоглашённым правом палача давать свою оценку ситуации. Но кто бы запретил? Командование опять похвалит Кевина за то, какой образ он несёт в ряды стражей и простолюдин - образ стражник беспристрастного, честного, готового отрубить голову другу если тот нарушит закон. А Кевин будет хоронить последнего из людей, которым мог бы открыто доверять.

-  Роси еще может выпасть такой шанс, дружище, - Произнёс вновь Блэйр в ответ на короткую речь Кевина, чем заставил отойти от своих мыслей в мир реальный в очередной раз. Последняя попытка вырвать его из лабиринта мыслей, который мог привести к безумию, но абсолютно неосознанная. На лице Фэрэла появилась нотка раздражения.

- Роси нет в живых. И если бы ты и так уже не был на плахе, я бы тебя попросил держать язык за зубами, - холодно сквозь зубы процедил палач, всё ещё держа секиру занесённой над своей головой, крепче обхватывая пальцами древко. Но, кажется, Блэйр этого не услышал - толпа опять зашумела в ответ на поднятую вверх руку обвинителя, которую Кевин не заметил уже хотя бы потому, что смотрел на казнимого.

- Под вшивым признанием стоит моя подпись. Я предпочёл подыхать с яйцами в штанах, а не в ведре допросной, - вновь заговорил Блэйр, чем подтвердил догадку Кевина о том, что его голос потонул в шуме толпы. - Но ты постарайся без ошмётков.

- Будешь в двух кусках, не волнуйся. Больно будет всего мгновение - я своё дело знаю, - ответил ему Кевин, поворачивая вновь голову влево и глядя на руку обвинителя. Момент как раз был тот, когда рука опустилась вниз, давая сигнал к преступлению финальной части этого спектакля. На мгновение на лице Фэрэла младшего появилось некое смятение - всё происходило слишком быстро в его глазах. А что если он промахнётся мимо шеи или ударит недостаточно сильно? Кевин обожал смотреть, как люди умирают в пытках, но ту смерть, которую он обычно нёс тем, кого уже признавал как преступников, он не желал Блэйру. Гибель его друга, в виновности которого он не был уверен и на сотую долю, должна была быть короткой. На мгновение шум толпы утих и время будто бы остановилось. Кевин слышал, как в висках стучит кровь. Зрачки сузились и с коротким громким криком, целясь в шею, он опустил тяжёлую чёрную секиру прямо на шею чуть ниже черепа, целясь так, чтобы смерть пришла мгновенно и наверняка.

Отредактировано Кевин Фэрэл (19-07-2012 20:57:56)

На мгновение мир будто бы застыл. Тот самый момент, когда секира с размаху и с силой вонзилась в шею, коротко и с хрустом раздробленного ударом острого тяжёлого предмета позвонка и ровно срезанной гортани, после чего со звоном металла вонзилась в плаху, оставляя голову падать в корзину. Ну конечно же казнимый ощутил боль. Всего на короткое мгновение, пока кровь вытекала из обрубка со стороны головы, а тело дёрнулось в спазме и завалилось набок на деревянные доски, щедро забрызгав кованные сапоги и часть брюк. Безболезненной смерть была бы только если палач промахнулся и раскрошил и среза большую часть черепа, но он пообещал родственникам Блэйра, что их сын сохранит лицо даже перед дыханием смерти и умрёт настолько достойно, насколько позволяли его преступления.

Толпа возликовала и каждый рвался к "сцене" Кевина чтобы обмакнуть в суеверном порыве всевозможные тряпочки в крови только что почившего человека. Тело больше не дёргалось и не сжало в спазме эшафот, как это было раньше. А ещё в толпе можно было видеть и одного из пьяниц, с неохотой отдававшего проигранные им в пари деньги своему собутыльнику. Видимо, накануне у них тоже состоялся спор, встанет ли безголовый труп и попытается ли сбежать. Не судьба.

Кевин же занёс секиру в очередной раз, ударяя ею в тонкий дощатый пол перед собой и пробивая несколько досок, вонзая оружие настолько глубоко в эшафот рядом с телом Блэйра, насколько это было возможно. Руки простолюдин ушли от его сцены прочь, очень поздно реагируя не вполне реальную возможность по собственному недосмотру лишиться пальцев или даже руки. Кевин неторопливо, сгибая по очереди ноги и справляясь с неслабой тяжестью доспехов на себе, опустился на колени, уложил левую руку на лоб головы покойного, убрав волосы по сторонам. Кожа даже сквозь перчатку была ещё тёплой. Чуть склонив голову вниз и закрыв глаза, он собрался с мыслями, вспоминая слова Роси. Таким причудливым способом женщина заставляла Кевина, который богов вообще не признавал, отдавать дань уважения казнённому, не дрогнувшему перед лицом смерти. Вот только происходило это редко и делалось отнюдь не на публику. Лишь только к ней, костлявой, он был хоть сколько близок в искренности веры, если это вообще можно было назвать верой.

- Ты упорствовал на пути силы, - в очередной раз заученную фразу повторял Кевин будто молитву. И в голове тянулся знакомый сладкий голос любимой рыжей женщиной, перед которой Блэйр уже скоро сможет извиниться за происходящее лично. - Но ты отклонился от морали и пал во тьму безнравственности. В конце-концов, твой мир превратился в кошмар. Твои зло и амбиции рассеялись во тьме, и с сей поры о тебе можно будет услышать лишь противоречивые слухи.

Таинственное действо происходило на фоне шума ликовавшей толпы, всё же получившей то, за чем оно сюда явилось. А вот обвинитель явно не был в восторге от того, что сделал Кевин. Тем временем палач, опираясь о плаху, медленно и с трудном снова поднялся на ноги, делая определённое усилие с таким весом на своих плечах, после чего за рукоять вырвал секиру с треском из эшафота, окончательно куроча те доски, в которые вошёл клинок. Рука подняла секиру вверх, ослабляя на миг хватку и позволяя древку съехать по руке до тех пор, пока пальцами он отчётливо не чувствовал точку схождения древка, клинка и обуха. Снова опустив руку с секирой вниз, держа её наиболее удобным для себя способом клинком вниз, палач медленно развернулся на месте и уже направился к ступенькам чтобы покинуть это место, но на пути встал весьма недовольный обвинитель.
- Какого чёрта это было? - сердито произнёс мужчина, сверля взглядом снизу-вверх угрюмого палача.
- Это? - Кевин согнул левую руку в локте, указывая большим пальцем себе за плечо в предположительное направление плахи с телом и головой в корзине. - Я выполнял свою работу.
- Я не про это, не придуривайся. Что за колдовство? - не отставал со своими вопросами мужчина и явно не желавший пропускать Кевина.
- Никакое это не колдовство, Марсель. Я просто прочитал заупокойную по преступнику, как этого требовал обычай. Могу теперь я пройти? - холодно и без малейшего намёка на обеспокоенность в голосе или чертах лица, будто даже не подозревал о тонком намёке обвинителя. Будто уже мыслями был дома, без всей этой брони лежал в своей кровати после сытного обеда. Может это и было не самое сильное потрясение в жизни Кевина, но чувствовал он себя немного уставшим и логичного объяснения этому найти не мог.
- Сынок, я в ремесле вершения правосудия давно. Если это и не было колдовством, то было проявлением неуважения к власти, - сквозь стиснутые зубы, ощетинившись относительно абсолютного безразличия палача, произносил Марсель.
- К власти? - с бледной ухмылкой немного удивлённо произнёс палач. - Марсель, с каких пор ты стал себя считать властью? Ты такая же пешка, как и я. И то, что у тебя, в отличие от меня, пока что белоснежные изнеженные ручки не запачканы в крови, ещё отнюдь не делает тебя тем, кто может меня тыкать носом в дерьмо.
- Пошёл вон с глаз моих.. - тихо прошипел обвинитель и на его пухлом бородатом лице уже отчётливо виднелись вздувшиеся от гнева вены и подступивший к лицам румянец. Обвинитель отошёл в сторону, пропуская палача мимо себя и ещё с пару мгновений, пока Кевин спускался по ступеням, мысленно придумывал, как проучить наглеца, провожая сердитым взглядом, который палач чувствовал своей виной.
- С превеликим удовольствием, Марсель. Лишь бы больше не видеть твою двуличную лицемерную рожу, - с издевательским смешком довольно громко, чтобы обвинитель его слышал, ответил Фэрэл. - Завтра с утра готовься праздновать. Я оставляю Альтею гнить от твоего невежества.
Упустить последнюю возможность вызвать у толстяка приступ гнева палач не мог себе позволить по понятным причинам. Обвинитель портил ему жизнь ещё с давних пор, но держался поотдаль от Роси. Была у них какая-то крупная ссора, о которой Изабелл с широкой довольной ухмылкой один раз ему поведала в таверне, не сдерживаясь и гогоча как юродивая на том моменте, когда описывала напуганный взгляд Марселя. А подобраться кроме как через подколки к Кевину он никак не мог. Кишков не хватило бы дерзнуть и обвинить того в субординации и неуважении к старшему по званию. Более того, палач и обвинитель вообще не были в одной иерархии и все указания сводились только к приказу о казни, который к тому же подписывался ещё и начальством Фэрэла. Так что ценность слова Марселя, как и его несбыточная мечта нагадить палачу в утреннюю кашу, была несущественна.
- Тело не сжигать, - холодно произнёс подмастерьям палач, едва удалился достаточно далеко от своей "сцены". - Погрузите в повозку и запрягите лошадей как только разойдутся люди. Его родственники хотели бы, чтобы я его похоронил со всеми почестями, - с этими словами палач отошёл к стене за эшафотом, поставил секиру к стене и взял в руки кувшин стоявший на ящике, после чего сделал всего один глоток прохладной воды, а остаток вылил сам себе на голову. Нужно было освежить голову и сделать это в буквальном смысле - под солнцем пекло нещадно.

Отредактировано Кевин (05-08-2012 16:27:50)